Беспокойный человек
Шрифт:
Убравшись в коровнике, Катерина забежала к своей подружке Анке Волнухиной. Анка только что вернулась с поля — полола пшеницу — и, стоя на крыльце, мыла коричневые от молочая руки. Она уже успела загореть, вздернутый нос ее чуть-чуть облупился. Анка увидела Катерину, и тотчас ее пухлые губы заулыбались и в карих глазах заблестели огоньки. Но озабоченный вид Катерины погасил и огоньки и улыбку.
— Случилось что-нибудь? С коровой?
— Да нет, — успокоила ее Катерина, — что ты! Ничего не случилось!..
Анка выплеснула воду за крыльцо и крепко вытерла руки чистой
— А все-таки что-то случилось, — сказала она и, сбежав с крыльца, потянула Катерину на скамеечку в палисадник. — Ну, говори!
— Ты знаешь, Анка, я боюсь… — начала Катерина. — Ох, я что-то боюсь…
Анка подняла брови:
— Чего? Кого?
— А вдруг и правда дед Антон зря проездит? Вдруг все это так, пустяки? Ох, и стыдно тогда будет!.. — Катерина закрыла руками лицо. — От одной Марфы Тихоновны по улице не пройдешь!
— Ну, вот еще! — Анка махнула рукой. — Есть о чем думать! Да и что за стыд? Ты не сама выдумала, все это в книжках написано. И Василий Никитич не глупее тебя — он же деда Антона послал. Да и дед Антон сам хотел ехать. Значит, теперь вам всем троим по задворкам бегать? Вздумала!
Катерина живо представила, как все трое — и она, и председатель, и дед Антон — бегут по задворкам, прячась от Марфы Тихоновны, и засмеялась, уронив руки на колени.
— Слушай, Катерина, ты Сергея Рублева видела? — спроста Анка, заглядывая Катерине в глаза.
— Нет, не видела, — просто ответила Катерина. — А что?
— Да встретился мне сегодня — домой зачем-то приходил.
— Вот важность! — выставив нижнюю губу, сказала Катерина. — Сергей приходил!
Анка вздохнула.
— Очень парень красивый… — задумчиво сказала она. — Ты за такого пошла бы?
Катерина густо покраснела и вскочила со скамейки:
— Да ну тебя, Анка! Вот еще разговоры завела! Тьфу! Глупости какие-то!.. Побегу обедать! — И, сорвав с ветки горсточку молодых листьев сирени, бросила их в Анку и убежала из палисадника.
Ждала деда Антона и Настю и Марфа Тихоновна. Она никому ничего не говорила, лишь плотнее поджимала сухие губы да поглядывала на дорогу зоркими блестящими глазами.
Но тревожнее всех поджидала путешественников бабушка Анна. Кострома казалась ей каким-то дальним, неизвестным городом: заедешь, так еще неизвестно, выедешь ли. Целый день хлопотала она по хозяйству, но дед Антон ни на минуту не уходил из ее мыслей.
«Теперь, небось, завтракают, — думала бабушка Анна, садясь утром за самовар. — Что едят-то, интересно. Может, еще и чайку-то им никто не согреет? А старик любит крепкий… Ну кто там будет спрашивать, какой он чай любит!..»
«А теперь, небось, спать легли, — думала она вечером, поздно ложась в постель. — А может, и не легли… Может, еще и лечь-то негде… Ах, старик, старик, и куда тебя втакую даль понесло!»
И с каждым днем думы бабушки Анны становились все мрачнее: уж и заболел дед Антон, свалился на чужой стороне, а Настюшка и делать не знает что… Вот уж и бык на него напал — там ведь быки, чай, здоровенные, а дед-то вечно к быкам без хворостины суется… Ну, а Настюшка что? Плачет,
И лишь тогда успокоилась бабушка Анна, когда пошла за дедом и Настей лошадь на станцию. Словно лет двадцать свалилось с ее плеч, так она засуетилась, так захлопотала. Приготовила самовар — только лучинку сунуть. Собрала на стол, нарезала хлеба… И вышла на крыльцо, подперлась рукой, поглядывает маленькими выцветшими глазами на дорогу — не едут ли? А уж тревога опять нашептывает свое: «Запрягли жеребца Бедового, а он с горы подхватистый. Может, уж разнес их да разбил… И зачем надо было запрягать Бедового? Как будто нет на конюшне лошадей посмирнее! Запрягли бы клячу какую, она бы шагала да шагала. Перед кем старому выставляться? — И опять смотрит на дорогу: — Ох, не пойти ли им навстречу? Сердце сжимается, силы нет!»
И вдруг лицо бабушки Анны просияло, маленькие глаза засветились, маленькие красивые губы сложились в улыбку — едут! Бодрым шагом, помахивая гривастой головой, идет Бедовый. Младший конюх Тимоша правит, а дед Антон сидит важно, поглядывает на стороны, будто сто лет не видал свою деревню. И девчушка Настя с ним, притулилась к дедовой спине и смеется, перекликается с девчонками, которые выбежали им навстречу.
«Ну, вот и ладно! — облегченно вздохнула бабушка Анна. — Живы-здоровы!.. — И тут же твердо решила: — А больше я своего деда никуда не пущу!»
На другой день на колхозном собрании дед Антон Шерабуров докладывал о своей поездке в Кострому. Дед Антон сидел за столом рядом с председателем. Тут же сидела со своей тетрадкой в руках Настя Рублева. Если дед что забудет, так она сейчас же заглянет в тетрадку и подскажет.
Но дед Антон не забыл ничего. Он отчетливо изложил, как устроено хозяйство молочной фермы Малининой, как оплачивается работа доярок и телятниц, какие поощрения у них введены, как устроены пастбища, как устроен севооборот в полях — и полевой, и овощной, и луго-пастбищный, — что сеют на корма и как разделывают они луга под пастбища: корчуют пни, расчищают кустарники. Приводил точные цифры доходов этой фермы и заработка доярок, и телятниц, называл великолепные цифры удоев. Насте иногда казалось, что дед забыл о чем-нибудь упомянуть. «Дедушка, а вот привес телят…» Но дед Антон останавливал ее: «Знаю, знаю. Все по череду…» — и, когда наступала очередь, так же обстоятельно рассказывал и о привесе телят, и о том, сколько телятницы получают за привес и каких телят выращивают…
Колхозники, особенно работающие на молочной ферме, с большим интересом слушали деда Антона, слушали внимательно, не прерывая. Катерина не спускала с него больших блестящих глаз и, чувствуя, как речи деда Антона слово за словом укрепляют ее победу, понемногу заливалась румянцем.
Марфа Тихоновна тоже была на собрании. Она сидела, облокотившись на край стола, и слушала, не поднимая глаз. Доярки и телятницы украдкой поглядывали на нее, стараясь угадать, что она сейчас думает и что она скажет в ответ деду Антону. Но лицо Марфы Тихоновны с опущенными глазами и твердо сжатым ртом было спокойно и непроницаемо.