Бесполезен как роза
Шрифт:
Участие потребителей на высоком уровне затрагивает также такой вопрос, как власть и общественные отношения. Нельзя ожидать, что человек непременно будет чувствовать себе свободно и уверенно, выступая перед собранием, среди которого есть лица, имеющие над данным человеком значительную власть, например, главный врач или сотрудник отдела социального обеспечения. Время от времени мне приходилось встречаться по работе с одним очень милым медбратом, который раньше работал на отделении, где я лежала. Я очень уважаю его как специалиста и как человека, однако должна признаться, я рада, что мы встречаемся с ним не часто. И отнюдь не потому, чтобы он был мне не симпатичен, я, напротив, отношусь к нему с симпатией, а потому что тогда, когда он был у нас медбратом, он занимал по отношению ко мне такое положение, которое позволяло ему применять ко мне физическую силу. Разумом я, безусловно, понимаю, что ничего подобного он себе теперь по отношению ко мне не позволит, и в этом я твердо уверена. И все же я всегда держусь настороже. Меня это раздражает, хотя я прекрасно понимаю, что во мне говорит естественный человеческий инстинкт. Поэтому я понимаю, что от человека, по-прежнему находящегося в уязвимом положении, было бы неразумно требовать,
При принятии решений очень важно выслушать мнение людей, которые высказывают хорошие и обоснованные аргументы, и в этом согласно большинство людей. Но мы также знаем, что далеко не безразлично также и то, кто именно высказывает эти аргументы. Разумеется, мы прислушиваемся ко всему, что говорится, но к некоторым лицам, в особенности к тем, кто благодаря своему служебному и общественному положению, возрасту или образованию обладает особым статусом, мы прислушиваемся особенно внимательно. Иногда это бывает полезно тем, что важные решения принимаются под влиянием людей очень знающих и обладающих релевантным опытом. В других случаях это приводит к тому, что мнение людей с большим опытом, но формально не имеющих профессионального образования, пропускают мимо ушей, между тем, как те говорят важные вещи.
Недавно один случай еще раз мне об этом напомнил. Дело было в пятницу во время обеденного перерыва. Я достала принесенный с собой завтрак и кофейную чашку и собралась спуститься вниз, в комнату, предназначенную для отдыха. Проходя мимо кабинета одного из сотрудников, я, заглянув в его открытую дверь, увидела там опрокинутую чашку и лужи кофе на столе, на полу, досталось даже дивану. Среди этого беспорядка хозяин кабинета был занят тем, что старательно вытирал лужи и наводил чистоту. Я испугалась, не случилось ли чего, и спросила его, не могу ли я чем-нибудь помочь, все ли у него благополучно. Он в ответ только радостно улыбнулся. Все, дескать, в полном порядке. Он, мол, тоже собирался спуститься в комнату отдыха, и вдруг мимоходом опрокинул на столе чашку, пролил кофе и все заляпал вокруг, даже корзинку в углу. Когда он наклонился, чтобы прибрать за собой и собрать намокшие вещи, он нашел важные бумаги, которых никак не мог найти вот уже несколько недель, так что теперь среди хаоса, воцарившегося в кабинете, он от радости был сам не свой. «Опрокинутая чашка — мое лучшее достижение за всю эту неделю!» — сказал он мне, и это прозвучало так убедительно, что я успокоилась, решив, что он сам справится с уборкой без моего вмешательства. Я пошла завтракать. Но из головы у меня не шли разные мысли по поводу его радости и уверенности. Мы посмеялись немножко, но отлично поняли, что значили его слова, и отнеслись к ним с уважением. Ну, а если бы кто-то другой сказал что-то подобное, и этот кто-то был бы пациентом? Мой коллега — знающий и уважаемый психолог, и потому спокойно может себе позволить такие высказывания. Как, впрочем, и я в настоящее время. Но я вздрагиваю, когда думаю, что было бы, если бы я сказала такое лет пятнадцать назад: как бы это тогда было воспринято окружающими? Потому что иногда главное не то, что было сказано, а статус говорящего.
Мы, не задумываясь, считаем, что люди, страдающие психическими заболеваниями, «не такие, как все». Их поступки нерациональны, они делают глупости, часто ошибаются, не понимают, что для них хорошо. Это, может быть, и так, но нельзя сказать, что они «не такие, как все», потому что это бывает со всеми. Люди, не страдающие психическими заболеваниями, тоже часто поступают нерационально, тоже делают глупости, ошибаются или делают вещи, которые им не полезны: они курят, неправильно питаются, пьют больше, чем следует, халатно выполняют свою работу, попадаются на рекламные трюки или вступают в брак с совершенно неподходящим партнером. Ну и что из того? Все мы — люди. Все ошибаемся.
Как-то вечерком мы все собрались в гостиной — пациенты и персонал, сама я тогда была пациенткой. Одни играли в какие-нибудь игры, другие читали, все было тихо и спокойно. Я рассеянно листала газету, как вдруг заметила бегавшую по книжным полкам маленькую мышку. Конечно же, я сообщила об этом остальным. Я не боюсь мышей, хотя и считаю, что им не место в доме, поэтому я не закричала, а просто констатировала факт: среди книжек бегает мышь. Никто на это не прореагировал, никто даже не потрудился поднять голову, что бы туда взглянуть. У меня же всегда по углам прятались волки, под потолком жили птицы вильветы, в занавесках прятались змеи. Теперь, значит, мышь среди книжек. Мне мышь не мешала, я с удовольствием разглядывала хорошенького зверька, ни секунды не сомневаясь, что он настоящий, но меня это не тревожило. Я сосредоточилась на том, чтобы наблюдать, какая она проворная, как юрко и быстро она лазила вверх и вниз, подруливая хвостиком. Спустя некоторое время одна из сестер нечаянно подняла взгляд на полку, и в этот миг пришел конец тишине и покою. На полках, оказывается, бегает мышь! Поднялась суматоха с визгом и криком, с неудачными попытками поймать мышь, но это произошло после того, как животное было замечено кем-то из персонала. До этого момента мышь существовала только для меня.
Не всегда бывает легко решить, кто обладает истиной, кто больше всех заслуживает доверия или кто самый разумный. Возможно, это не так уж и важно. Мне часто кажется, что важнее всего не понять, кто прав, а понять, что будет правильнее всего. Все ситуации отличны одна от другой, все люди не похожи друг на друга, всегда найдется кто-нибудь, кто скажет: «а вот если бы он сделал то-то и то-то» или «если бы она поступила так», то все вышло бы неправильно. Разумеется, все могло выйти неправильно, и зачастую так оно и случается, но я все равно не считаю, будто нет ничего глупее, как прислушиваться к мнению наших потребителей. Можно, конечно, выстраивать сложные этические дилеммы и выискивать примеры, которые доказывали бы, что привлечение потребителей не приводит к добру, но, как мне кажется, на практике самыми важными и самыми сложными являются не великие жизненно важные решения. Мы
Есть одна вещь, которая мне кажется, представляет особую трудность. Это — соблюдение баланса между пониманием того, что человек находится в трудной ситуации, и естественным чувством уважения, которое выражается в том, что мы предъявляем к другим людям определенные требования. Я искренне считаю, что мнение потребителя имеет важное и существенное значение, и что вклад самого пациента во многом определяет результат процесса. Из этого следует, что те или иные действия или бездействие пациента оказывают реальное влияние на результаты процесса. Ответственность и возможность влиять на что-то всегда неразрывно связаны друг с другом, и чем больше степень влияния, тем больше и ответственность. Дрожжи являются очень важным компонентом для выпечки хлеба. Из этого следует, что если дрожжи окажутся некачественными или будут испорчены в процессе приготовления хлеба, например под воздействием слишком высокой температуры, хлеб получится не очень качественный. То же самое и с процессом лечения. Если мы серьезно относимся к положению о том, что участие потребителя является важным элементом психиатрического лечения, из этого также следует, что его результат зависит и от качества этого участия. На мой взгляд, это вносит известную сложность, поскольку этим положением так легко можно воспользоваться для того, чтобы в случае неудачи лечения свалить вину на пациента. Как лечащий врач я всегда несу главную ответственность за лечение. На моей ответственности лежит надзор за темпом и прогрессом лечения, за профессиональный выбор правильных решений и за создание такой ситуации, в которой пациент чувствовал бы себя достаточно уверенно для того, чтобы он мог работать над собой. Иногда мне это удается, иногда нет, и в некоторых случаях так происходит несомненно потому, что я неправильно оценила или не сумела хорошо выстроить ситуацию. Но иногда неуспех сотрудничества объясняется, как мне кажется тем, что реальное сотрудничество как таковое изначально отсутствовало, и тем, что не было достигнуто функционирование столь необходимого участия потребителя. Научными исследованиями доказано, что решающим фактором для достижения лечебного эффекта является мотивация пациента. Этот вывод представляется очень убедительным. Терапия — это тяжелая работа, и порой оказывается, что человек в данный момент был не готов выполнять такую работу. В этом нет ничего необычного, большинство людей когда-нибудь в своей жизни принимались за такие проекты, на осуществление которых у них не было ни времени, ни желания, ни мотивации или подходящего повода. Бывает, нам приходит желание привести себя в порядок, чтобы быть в форме, повысить свое образование, похудеть, избавиться от страхов или что-нибудь еще подобное. Эта цель для нас желанна, но на пути к ней мы обнаруживаем, что для этого надо приложить больше труда, чем мы в данный момент готовы на это потратить. Возможно, мы потом предпримем новую попытку, возможно, выберем в следующий раз какой-то другой вариант, но в любом случае мы вынуждены признаться себе, что вряд ли спортивный центр виноват в том, что свою годичную карточку мы использовали всего два раза. Это было делом наших рук. Ибо ничто ценное не дается даром, и зачастую цена, выраженная в затрате усилий и труда, оказывается для нас слишком высокой, чтобы мы согласились ее заплатить.
Сложность лечения состоит в том, что если люди оказываются неспособны осуществить начатое, это может повлечь за собой серьезные последствия. Я знаю, что мои пациенты имеют право делать выбор по своему желанию, и уважаю их право. Однако это не мешает тому, что иногда мне бы хотелось, чтобы они сделали другой выбор. Я понимаю, что некоторые вещи могут быть очень болезненными: например, работа над тем, чтобы освободиться от злоупотребления алкоголем, трудно заставить себя регулярно ходить на занятия, если ты вообще людям не доверяешь, приучать себя к тому, чтобы находиться в местах, где присутствует много людей, когда тебя терзают приступы страха. Я готова предложить в этой ситуации всяческую помощь, какая только, на мой взгляд, может быть полезна в такой ситуации, но при этом я понимаю, что моя роль — это быть провожатой. Всю главную работу должен выполнить сам человек, когда он почувствует, что готов пройти этот путь.
Мне нравится представлять себя в роли мастера, знающего ремесло, я, как плотник, предлагаю свои услуги. Я могу воспользоваться своими профессиональными знаниями, чтобы оценить состояние дома и посоветовать, что и как тут лучше всего можно сделать. Но хозяин дома знает здание лучше, чем я, он сам должен мне показать, в каких местах могут быть поврежденные балки, и, в конечном счете, ему принимать решение, какие ремонтные работы будут производиться и когда это будет сделано. Я могу отказаться нарушать сантехнические правила или совершать какие-то незаконные действия и могу при этом объяснить, почему я так поступаю, но не могу запретить хозяину сделать это самостоятельно или обратиться к другим людям, которые это сделают вместо него. И если уж хозяин действительно хочет, чтобы у него был лиловый дом, ну что ж, в этом нет ничего непозволительного.
Делать глупости не запрещается. Мы все их делаем. А иногда это бывает даже полезно. На своих глупостях мы чему-то учимся, а иногда то, что казалось глупостью, на самом деле оказывается самым правильным. Рукопись «Унесенных ветром» была отвергнута издательством, потому что «людям надоело читать про гражданскую войну». Телевидению предрекали недолговечный успех, поскольку оно «скоро утратит интерес новизны». Не всегда бывает так просто понять, что по прошествии времени окажется правильным. Сестры, сопровождавшие нас на лыжный фестиваль, наверное, считали меня глупой и капризной. Они наверняка не считали, что этот доклад так важен, и в каком-то смысле оно так и было. Никто не дал бы мне формальной рекомендации для посещения лекций, это не входило в план моей реабилитации, да и сама я тогда знала, что никакой конкретной пользы это не может мне принести. Да и не для этого я так хотела туда пойти. Я хотела присутствовать на лекции, потому что у меня была любимая мечта, которая, как я чувствовала, вот-вот могла умереть. Поход на лекцию был для меня символическим жестом, которым я хотела выразить свое уважение к этой мечте.