Беспощадный дикарь
Шрифт:
Бешеный поцелуй, погоня на машине, грубые руки на мне, его взятка Лане — все это требовало моего внимания. Даже когда Тея и Коннор обменивались клятвами и кольцами, а Девлин проводил церемонию, мысли были рядом, отвлекая мое внимание от присутствия в настоящем моменте. Я ненавидела себя за то, что была плохой подругой во время одной из самых важных вех в жизни моей лучшей подруги. Нам нужно поскорее разобраться между собой, иначе я сойду с ума от ощущения, что живу двойной жизнью.
Мои губы покалывает при воспоминании о том, как Фокс овладевает ртом, и все это время я была готова к тому,
Он отказывался целовать неделями, несмотря на то, что без устали брал и брал у меня, но наконец что-то сломалось и сдвинулось. Его стены разрушаются, и я должна проскользнуть внутрь, пока он не возвел их снова, сильнее, чем когда-либо.
Смотря на дверь дома, крепче сжимаю сумку и дышу, преодолевая сильное желание развернуться и уехать куда угодно, лишь бы подальше от этой клетки. Но я не могу оставить отношения с Фоксом незавершенными.
Не после всего, что я узнала.
Не после того, как этот поцелуй дал мне надежду, что он не вне досягаемости.
Едва успеваю пройти через систему безопасности и войти в парадную дверь, как на меня обрушивается стена осуждения и гнева. Мои родители стоят в холодном фойе и смотрят на меня. Холден сидит на лестнице и наблюдает за матерью всех лекций, которые, как я чувствую, готовятся, его светло-каштановые волосы стоят дыбом, как будто он неоднократно проводил по ним пальцами. Я встречаю взгляды мамы и папы, и мое сердце слегка замирает.
Они в ярости.
Глубокие морщины сковывают папин разочарованный хмурый взгляд, а мама так сердита, что превратилась в статую. Это ее пугающая привычка — оставаться неподвижной, пока ярость поднимается на поверхность и выливается из нее в неизбежную тираду, когда она достигает своего пика.
— Привет, ребята, — говорю я, цепляясь за ремень дорожной сумки, как за спасательный круг.
Тишина. Абсолютная и непроницаемая.
Вот дерьмо.
В последний раз она была так зла, что не могла говорить, когда я отправилась в поход и опоздала на пресс-конференцию по новому исследовательскому проекту ее компании, не предупредив. Мало того, что опоздала, я еще была потной и в красной пыли тропы, а не в нарядной деловой повседневной одежде, которую она приказала мне надеть. Нет ничего более ненавистного для мамы, чем смущение от моих поступков.
— Мэйзи Грейс Лэндри, — наконец говорит мама, когда я начинаю перемещать свой вес.
Это все, что она предлагает, заставляя мое имя звучать как злобное ругательство. Папа щиплет переносицу и берет себя в руки.
— О чем ты думала?
Я моргнула. — Думала, что моя подруга пригласил меня на свою неожиданную свадьбу, и я не пропущу.
— Ты не могла подождать до их настоящей свадьбы в сентябре? — ворчит папа.
— Конечно, нет. — Я сузила глаза. Меня раздражает, что за последние десять лет у них никогда не было близких, настоящих дружеских отношений. Они больше не понимают, что ты делаешь для своих настоящих друзей. — Я не могу поверить, что ты просишь пропустить свадьбу моей лучшей подруги.
Отец опускает руку, его голос повышается. — И я не могу поверить, что ты считаешь нормальным путешествовать
Боль, пробежавшая по моим чувствам, обжигает, наклоняю голову и не обращаю внимания на жжение в глазах.
— Мне восемнадцать, — говорю я низким голосом. — Не вижу в этом ничего особенного.
— Ты все еще не можешь делать такие вещи, не спросив разрешения, Мэйзи. Я думал, тебя кто-то похитил. — Его выражение лица становится затравленным, и я кривлюсь от его паранойи. — Это неприемлемо. Я не могу проте…
— Твоя поездка официально отменяется, — вклинилась мама, сложив руки. Я смотрю с папы на нее, пытаясь понять, почему он должен меня защищать, но поездка перехватывает мое внимание. — Твои детские поступки доказали, что ты не являешься ответственной взрослой.
Моя грудь поднимается и опускается с каждым напряженным вдохом. — Как?
— Убегая из дома. Ты знаешь, как я выгляжу?
Сила моей насмешки сотрясает верхнюю часть моего тела. — Ты, блядь, издеваешься? Я уехала из города на выходные. Давай не будем поднимать тревогу в чертовых СМИ из-за отпуска.
Мамин смех леденит мои вены. — Ты уехала из этой чертовой страны, Мэйзи. Не будь милой.
— Ребята. — Выражение лица Холдена озабоченное. — Ты не можешь вечно нянчиться с ней. В чем проблема? Она дома, в безопасности. Разве это не главное?
У меня в горле все сжалось от эмоций, что брат заступился за меня. У нас бывают ссоры, но когда дело доходит до дела, он меня прикрывает.
— Не лезь в это, Холден, — огрызается папа. — Это не обсуждается. Она должна учиться.
— Что… что я должна никогда не познать жизнь, а просто наблюдать за ней из этого стеклянного пузыря? — Мой голос скрипит, а слезы уже свободно падают. Сердито вытирая их, я смотрю на родителей и жестом указываю на клавиатуру безопасности на стене над видеоэкраном, показывающим сетку точек входа в дом. — Что вы собираетесь делать, когда мне нужно будет поступать в колледж, переехать за пределы кампуса, чтобы следить за мной и убедиться, что я хорошо себя веду?
— Париж был твоей единственной дикой поездкой, — решительно говорит мама. — Так что тебе точно не нужно отправляться в путешествие, как хотела. И будешь вести себя, как я ожидаю, пока ты живешь под нашей крышей. Если ты не согласишься, тебя будет сопровождать телохранитель в дом и обратно, и все коды безопасности будут изменены, чтобы ты не смогла улизнуть.
Брови Холдена взлетают вверх, когда воздух вырывается из моих легких. Телохранитель? Это безумие. Это самый чрезмерный, сверхзащитный и контролирующий указ, который когда-либо издавали мои родители.
Разозлившись до предела, я выплевываю согласие, проталкиваюсь мимо них и бегу наверх в свою комнату. Если они так хотят обращаться со мной, как со своей пленницей, то я ей и буду. А пока разработаю план, как получить именно то, чего хочу — свободу от их безумных ожиданий.
В последнюю неделю перед выпуском Колорадо расцветает жизнью. Пчелы и бабочки порхают в свежем горном воздухе, целуя полевые цветы в поле вокруг меня. Я растягиваюсь на одеяле и поворачиваюсь с улыбкой к солнцу.