Беспощадный Пушкин
Шрифт:
1.14
ВОПРОС.
Почему у Пушкина Сальери ужаснулся перед «явлением-Моцарт», впрочем, упиваясь им, но не испугался достаточно сильно поразившего его «явления-Глюк»?
ОТВЕЧАЕТ Марина НОВИКОВА (1980 г.).
На вопрос этот пытается ответить сам Сальери. И отвечает честно — однако не до конца осмыслено. (Осмысли он эту разницу до тех глубин, какие под силу архибесстрашному Сальери, — может, он понял бы и смысл Моцартова прихода в свою судьбу.)
Послушничество
Отношение Сальери к Моцарту имеет аналог в пушкинской лирике: стихотворение «В начале жизни школу помню я…» (1830, год написания «Моцарта и Сальери»). «Смиренная, одетая убого, но видом величавая жена» символизирует там Средневековье, его идеалы. «Строгая краса» свята, но сурова.
И часто я украдкой убегал В великолепный мрак чужого сада…Моцарт и есть для Сальери «волшебный демон» чужого сада, куда убегает украдкой старший композитор. И ощущает он одинаково мучительно как великолепие этого сада, так и его мрак. Иными словами: раздвоенная позиция по отношению к Моцарту отражает собственное культурное, душевное, духовное двоение Сальери.
МОЙ КОММЕНТАРИЙ.
В четырех маленьких абзацах Новикова выразила суть моей гипотезы. И комментировать нужно было бы только привязку Сальери к Средневековью. Что я сейчас и сделаю. Но дело в том, что слова «не до конца осмысленно» у Новиковой случайны, а для меня они принципиальны (по–моему, перед нами трагедия непонимания). И комментарий разрастется.
Итак, при чем тут Средневековье?
Если Пушкин, вместе с Чаадаевым (как то следует из предыдущей главки), действительно чуял приближение нового «огромного исторического цикла», то Новикова, может, в чем–то и права. Синусоиды ж бывают тоже огромные (см. статью Прокофьева по списку литературы): Античность («низкое») — Средневековье («высокое») — Новое время («низкое») — новый виток «огромного исторического цикла» («высокое»)…
Новикова задает вопросы и отвечает…
ВОПРОС.
Зачем слова «родился я с любовию к искусству»?
ОТВЕТ.
Так думал о своем назначении всякий средневековый человек. Монах, светский интеллектуал, «ручной» труженик — все они «рождались с любовию» к своей сфере деятельности. Первый импульс творчеству дали звуки орга`на. Профессия выбирает человека, — не наоборот, — будучи сама зовом «с высоты духовной». Никакого «самовластья» — безоговорочная вовлеченность в свою область духа, как в судьбу.
ВОПРОС.
Зачем так: мальчик отрекся от «праздных забав» и «чуждых наук»?
ОТВЕТ.
У этого отречения есть точный средневековый термин: послух.
ВОПРОС.
Зачем такое: «труден первый
ОТВЕТ.
А разве не трудны и не скучны многолетние штудии в средневековой школе или университете? Долгое послушание в обители? Терпеливое ученичество в ремесленном цеху? Средневековье смотрело на дело иначе. Каппакодиец Иоанн недаром отдает предпочтение спасающимся как бы через «скуку», через внутренний труд. Их духовный результат для него не в пример надежнее спасения налегке.
И так далее. Не перечесть… И Новикова подводит промежуточный итог: «Так что возглас Сальери:
Где ж правота, когда священный дар, Когда бессмертный гений — не в награду Любви горящей, самоотверженья, Трудов, усердия, молений послан, А озаряет голову безумца, Гуляки праздного? —это не скрежет зубовный одинокого завистника. Это вопль целой культуры, у которой отнимают символ веры. Трагедия в том, что «правота» Моцартовой гениальности кощунственна для сальеризма как средневекового миропонимания».
Действительно, Средневековье ж — не только княжеская независимость и вседозволенность по отношению к низшим. А верность вассального подчинения?! А церковного?! Средневековье, — если другим одним словом, — это иерархия. Соборность. Это — на восходящем витке Синусоиды. И в том — родство с любым классицизмом (в том числе — с глюковским) и некая непротиворечивость с моей гипотезой.
Еще одним характерным словом — «застой» — характеризуется Средневековье. Застой — из–за отсутствия бешеной конкуренции. Ну, так Новое время — по противоположности — это динамика, крах и успех. Одни быстро скатываются в общественный низ, другие — еще более стремительно — взлетают вверх. Для тех ключевое слово — удача. Ибо только умение и трудолюбие — слишком слабая тяга, чтобы взлететь. (Так, Моцарту выпала удача родиться гением.) Причем удача вообще–то безотносительна к добру, ибо оно может помешать успеху. (Так, душевная легкость, с какой Моцарт перелетает от трактирной красотки к виденью гробовому, может, более фундаментальное свойство его натуры, на котором и базируется его тип гениальности.)
Пираты — самые типичные преуспевающие люди начала Нового времени. Так их называют рыцарями удачи. В противоположность средневековому: рыцарь чести. И Новикова очень удачно рассуждает о чести и славе:
«Для нас «честь» и «слава» — практически синонимы. Средневековье их разграничивало, безоговорочно утверждая первую, не без опаски относясь ко второй. Честь — это не всякая «слава», а только та, которая наделена нравственным значением. Народный язык помнит об этом разграничении доныне: в нем нет и быть не может «худой чести», хотя возможна «худая слава».
И она ставит вопрос и отвечает…
ВОПРОС.
Зачем с Сальери сопряжен лейтмотив славы?
ПРИМЕР.
«Я стал творить… не смея помышлять еще о славе». «Слава мне улыбнулась…». «Я счастлив был: я наслаждался мирно своим трудом, успехом, славой…». «…Не то мы все погибли, не я один с моей глухою славой…».
ОТВЕТ.
Тут обнаруживается «странное сближение» Сальери с ярчайшим символом новоевропеизма — гетевским Фаустом.
МОЙ КОММЕНТАРИЙ.