"Беспощадный"
Шрифт:
Мы сидели в моей каюте, пострадавшей чуть меньше других. Андреев достал из кармана трубку, набил ее, протянул кисет. "Золотое руно" - давно уже не доводилось пробовать этого чудесного табака.
– Не завидуй, - улыбнулся Владимир Александрович.
– Последки докуриваю. Не скоро мы теперь получим такое лакомство.
По своему обыкновению, Андреев вынул записную книжку и карандаш. Он всегда так разговаривает - с карандашом в руке, чтобы не упустить какой-нибудь интересной мысли. Я доложил о выполнении задания, о бое с вражескими
– Ну и дела, - засмеялся он.
– Попробуй сказать об этом где-нибудь - не поверят. Фантазером назовут.
Я выразил уверенность, что если завод нам поможет, то ремонт займет не более месяца. Андреев покачал головой:
– На завод не надейтесь. Он эвакуирован на Кавказское побережье. Здесь осталось лишь несколько специалистов и самое скромное оборудование.
– Мы знаем об этом, - сказал я.
– Ремонтировать будем своими силами. Пусть только заводские подучат немного наших матросов, дадут инструмент и материалы. А мы уже и ремонтные бригады создали.
– Идем, покажи мне повреждения, - Андреев поднялся с дивана.
Мы с ним облазили весь корабль. Владимир Александрович осмотрел рванины, пробоины, гофры в обшивке корпуса, руками попробовал надежность крепления подпор.
– За живучесть корабля боролись хорошо, - похвалил он.
– А работы вам предстоит страшно много. Здесь, в Севастополе, вы, конечно, не сможете все исправить. Приклепайте хотя бы новый нос, чтобы дойти до Кавказа.
Андреев пообещал сегодня же договориться с заводом, чтобы дали нам инструкторов из опытных рабочих.
– Поставьте их во главе бригад. Я знаю здешних мастеров: они за два дня матросов всему обучат. Уже у трапа Андреев предложил мне:
– Идем со мной. Навестим Владимирского.
– Он жив?!
– радостно воскликнул я.
– Жив. Только тоже в порядочном ремонте нуждается. В госпитале лежит. Мы все за него переживали. Знаете ведь его: о себе нисколько не думает. Когда "Фрунзе" потопили, наш адмирал, будучи сам ранен, руководил спасением экипажа...
Катер повез нас к пристани на Павловском мысу. Андреев предупредил меня:
– О повреждении корабля Владимирскому не говори. Ему нельзя волноваться. Он интересовался "Беспощадным", я сказал, что все в порядке, скоро должен прийти.
Катер мягко толкнулся о причал. Мы сошли на берег. Утро было ясным, солнечным. В городе стояла тишина. Ее нарушали лишь гудки буксиров, сновавших в бухте.
В госпитале дорогу нам преградила медсестра, заявив, что начальник отделения запретил кого бы то ни было пускать к Владимирскому.
– Сестрица, - взмолился Андреев, - я вот привел командира корабля, он привез хорошие вести с фронта. Это будет благотворнее всех ваших лекарств.
Сестра вздохнула, оглянулась по сторонам и шепнула:
–
Входим в палату. Владимирский стоит у окна. Заслышав шаги, оборачивается к нам. Он в больничной пижаме, бледный, осунувшийся. Один глаз скрыт повязкой. Узнал нас, приветливо улыбнулся:
– Здравствуйте, здравствуйте! Садитесь. Мы справляемся о самочувствии. Владимирский машет рукой.
– Какое там самочувствие! Видите, держат под строгим арестом. Ты лучше расскажи, - обращается он ко мне, - как тебе удалось дойти без носа. Убитых и раненых много?
Мы с Андреевым переглянулись. Адмирал уже все знает. Вот и скрой от него что-нибудь!
Рассказываю ему все как было.
– Погоди, а почему ты молчишь о своей контузии? И это ему известно!
– Да пустяк, - говорю.
– Просто попробовал, что крепче: моя нога или корабль.
– Ну и что же?
– Корабль оказался крепче. Вот и остался синяк у меня на бедре.
В разгар беседы в палату вошла дежурный врач - миловидная, но очень строгая женщина в белом халате. Она тигрицей накинулась на нас:
– Кто вас сюда пустил? Сейчас же уходите. Дайте отдохнуть раненому.
– Товарищ врач, - начал ее уговаривать Андреев, - разрешите нам хотя бы минутку поговорить. Войдите в наше положение: встретились начальник и подчиненный, которые не надеялись увидеться больше. И вдруг видят друг друга живыми. Правда, немного поцарапаны оба, да это все пройдет с вашей помощью. Ведь вы тут чудеса делаете. Можно сказать, мертвых к жизни возвращаете. Что бы мы без вас, врачей, делали? Смело можно сказать, на вас весь флот держится. Ваши умелые, заботливые руки моряки после всю жизнь помнят.
Владимир Александрович еще несколько минут воспевал медицину. Его слова подействовали бы на кого угодно.
Врач понемногу сменила гнев на милость.
– Сколько времени вам еще надо?
– спросила она, отвернув рукав и взглянув на свои часики.
– Тридцать минут. Уверяю вас, эта встреча на пользу будет больному.
– Хорошо. Оставайтесь. Но не больше чем на тридцать минут. И еще условие: дополнительного времени просить не будете.
– Вот видите. Я же знал, что у вас доброе сердце. Врач покосилась на Андреева карими глазами, улыбнулась и вышла.
– Ну и мастак ты говорить, Владимир Александрович, - рассмеялся адмирал. Не зря стихи сочиняешь.
Капитан 1 ранга подошел к двери, закрыл ее плотнее и извлек из кармана бутылку.
– А теперь выпьем за встречу. Я вам тут, Лев Анатольевич, вашего любимого рислинга раздобыл. Чудодейственная влага, от всех хворостей исцеляет.
Владимирский стал искать стаканы. Их оказалось всего два. Я заметил на окне кружку, сполоснул ее водой из графина, поставил на стол.
– Отлично!
– сказал Андреев, открывая бутылку. Мы выпили за победу и за быстрейшее выздоровление адмирала.