Бессердечный
Шрифт:
Что было для меня странно, потому что благотворительный фонд уже получит хорошенькую сумму денег, как только я получу наследство, но адвокат, которого мне порекомендовал тренер, посоветовал пополнять фонд за счет пожертвований, а не денег из собственного кармана.
Я настояла, чтобы мы делали и то, и другое, если это возможно.
— Эй. — Шейн сразу замечает меня, проезжая мимо. Он и некоторые из парней скользят по льду, красуясь перед детьми. — Рад, что ты сделала это.
— Все здесь? — спрашиваю я. И, говоря «все», я имею в виду абсолютно всех.
Он хмурится, осматривая
— Вигновского и Загами нет.
Мое сердце бьется быстрее, тяжелее. Сейчас Ретт выйдет из-за угла, я просто знаю это.
— Значит, все участвуют? Из команды? — Я буду перефразировать свой вопрос столько раз, сколько потребуется, чтобы получить окончательный ответ. Скоро я буду говорить короткую речь, и прежде, чем выйду на сцену, мне нужно знать, увидит ли он меня.
Шейна поджимает губы.
— Хм, не думаю, что Карсон придет. Я написал ему. Он прочитал, но не ответил. Я бы не рассчитывал на него.
Черт. Как сложно получить окончательный ответ.
— Ты готова выступить с речью?
— Ага.
Не совсем. Я ненавижу публичные выступления. Ненавижу вот это.
— Круто, круто. — Он мешкает, будто хочет продолжить общение, но все темы для разговора исчерпались.
— Шейн, иди сюда, — кричит ему один из игроков.
— Встретимся позже, хорошо? — говорит он, мило мне улыбаясь.
— Конечно. — Я засовываю руку в карман, вытаскиваю свою напечатанную речь и читаю ее в четыреста тридцать седьмой раз за сегодня. Иногда я поднимаю взгляд, осматриваясь по сторонам, выискивая знакомое лицо, но не нахожу.
— Айла. — Тренер Харрис закидывает свою руку мне на плечи и вторгается в мое личное пространство вместе со своим старомодным одеколоном. — Рад тебя видеть. Уже почти все ребята приехали. Начнем?
Все... ребята?
Колени подкашиваются, а живот скручивает. Быстро проверив время на телефоне, я понимаю, что не успею выпить воды, воспользоваться уборной или удрать отсюда.
— Ты готова? — спрашивает он, направляя меня к катку. Передо мной расстелен ковер, чтобы я могла ходить, потому что у меня нет коньков. Он ведет меня к самодельной временной сцене. Молодая девушка в наушниках подает мне микрофон и шепчет, что он включен.
Все происходит слишком быстро.
Свет гаснет. Прожектор направляется на меня. Толпа затихает, и я не вижу их, но знаю, что их глаза устремлены на меня.
Улыбаясь, я занимаю свое место.
— Добро пожаловать всем, меня зовут Айла Колдуэлл. Брайс Реннер был моим братом, — говорю я. — Большое вам спасибо за то, что пришли сегодня, чтобы почтить память Брайса Реннера и отпраздновать открытие Фонда, который мы создали в его честь. Мы надеемся, что этот Фонд позволит нам привлечь молодежь нашего города, которая интересуется игрой в хоккей. Также рассчитываем предоставить стипендии и программу обучения, в которую будут входить тренировки с профессиональными игроками, индивидуальные семинары и поездки в лагеря. Есть одна вещь, в которой я уверена. Мой брат был больше всего увлечен хоккеем. Он жил этим видом спорта. И теперь, с вашей помощью, его наследие и любовь к игре будут жить в сердцах
Толпа аплодирует, и тренер берет микрофон из моих рук. Свет прожектора временно слепит мне глаза, и я ничего не вижу, поэтому на ощупь пробираюсь сквозь толпу, собравшуюся у боковой линии.
Добравшись до холла, я понимаю, что снова могу видеть.
Снова могу дышать.
Прислонившись спиной к холодной кирпичной стене, я смотрю в коридор, уверенная в том, что сейчас увижу Ретта. В полной уверенности, что он придет ко мне со взглядом полным ненависти и беспощадной усмешкой.
Но никого нет.
Все внутри наблюдают, как начинается шоу.
Звуки дурацкой спортивной музыки потоком льются из колонок, распространяясь по коридорам, отражаясь эхом от стен.
Тренер говорил, что это может продолжаться несколько часов. В последний раз это длилось до часа ночи. Все зависит от ребят, и поскольку это межсезонье, в это время их выносливость различна.
Медленно вдохнув как можно больше прохладного воздуха, я возвращаюсь назад.
Если Ретт там, и если он слышал мою речь, все уже не будет как раньше.
Что сделано, то сделано.
Ледовая арена пустеет в пятнадцать минут первого ночи. Уставшая, едва держа глаза открытыми, я прощаюсь с ребятами. Тренер Харрис говорит мне, что в скором времени свяжется со мной по поводу окончательных данных.
Стоя снаружи, я заказываю такси, потому что уже слишком поздно ходить по городу одной, поэтому просто стою под неоновым знаком.
Маленький зеленый значок на экране телефона говорит мне, что у меня есть несколько непрочитанных сообщений, пришедших этим вечером. Большинство из них — от мамы, два — от Бостин, одно — от моего соседа по комнате в Лос-Анджелесе, и одно — от Ретта.
Мое сердце замирает.
Я нажимаю на его имя.
Волна облегчения окатывает меня. В сообщении фото его пустой постели и подпись:
Еще не слишком поздно для меня, если не слишком поздно для тебя.
Я проверяю время. Он отправил его двадцать минут назад.
Значит, его сегодня здесь не было.
Следовательно, он все еще не знает.
С моих плеч спадает тяжесть, но я все же считаю, что с этим следует покончить.
Не хочу чувствовать себя так же, как чувствовала сегодня вечером. Никогда.
Я получаю уведомление о том, что мое такси прибудет через минуту, поэтому быстро пишу смс Ретту, что еду к себе домой. Он отвечает почти мгновенно.
Ретт: Если больше не хочешь продолжать эту связь, то просто скажи.
Я: Я устала. Можем поговорить об этом завтра утром?
Ретт: Нет. Я не хочу говорить. Здесь не о чем говорить. Если не хочешь трахаться, значит, ты не хочешь трахаться.