Бесшабашный. Книга 3. Золотая пряжа. История, найденная и записанная Корнелией Функе и Лионелем Виграмом
Шрифт:
С ним все хорошо.
За деревьями показалось еще одно строение. Оно принадлежало к этому миру и на первый взгляд выглядело заброшенным, однако в оконных проемах, подобно серебряным побегам, из кирпичей вырастали решетки. Джекоб был где-то за ними. Лисица это просто знала. Такого рода знанию редко находилось объяснение, но Лиска еще ни разу не пожалела, что доверяла ему.
С ним все хорошо. Нет. Лисица говорила другое, хотя окружавший заброшенное здание запах болезни и смерти был до того затхлым, что наверняка сообщал о давно забытых несчастьях. Его перекрывал запах жизни, слабый, какой исходит от раненого зверя или человека.
Лисица до окна не дотягивалась, и Лиске снова пришлось принять человеческий
Она пробиралась сквозь заросли жгучей крапивы и сухостоя к одному из окон, и тут за спиной послышались шаги. Лиска попыталась перевоплотиться, призвать на помощь мех, но было слишком поздно, и она шмыгнула за дерево, проклиная размеры человеческого тела. К счастью, человек, идущий к зданию с тарелкой еды, оказался менее бдительным, чем собаки – те все еще заливались лаем. Проходя мимо Лиски, он чуть не наступил ей на руку. У него было странное лицо – словно кто-то вылепил его из глины, не прикладывая особого старания. Сердце ее подскочило к самому горлу, но не от страха, а от облегчения: еду носят только живым. Теперь оставалось лишь надеяться, что этот живой – Джекоб.
Человек с тарелкой завернул за угол, и Лиска услышала, как он отпирает дверь. Трудно было удержаться от соблазна тут же броситься следом. Она бы наверняка легко с ним справилась. Однако много лет назад она так же думала о слуге одного каталонского вампира, но, прежде чем успела его схватить, тот превратился в летучую мышь и пронзительным писком оповестил своего кровожадного господина. Казалось, несколько дней прошло, прежде чем глинолицый появился снова. Он с кем-то разговаривал, а когда показался из-за угла, Лиска увидела в его руке телефон – напоминание о том, в каком она мире.
Замок на двери был Лиске незнаком, как и весь этот мир, но ее руки уже вскрывали склепы королей и Живую шкатулку тролля. Боком протискиваясь внутрь, она задавалась вопросом, для кого предназначаются чары невидимости. Не для тех ли, кто разгружает фургоны? Глинолицый, должно быть, знает об этих чарах, иначе при первом его шаге за дверь раздался бы сигнал тревоги. Между грязными половицами скрывались серебряные нити, которые наверняка оповещают о любом непрошеном госте, если тот неосмотрительно на них наступил.
Не доверяла Лиска и цветам, росшим повсюду из-под растрескавшейся штукатурки. Уж больно они напоминали те, что обрамляют зеркало, которое ее сюда привело, и аромат их в спертом воздухе убаюкивал, подобно колыбельной. Цветы так же плохо вписывались в этот мир, как зеркала, травяные эльфы и здания, что умели делаться невидимыми.
Красота всего, что окружало Лиску, казалась угрожающей, словно венерина мухоловка, которая в ожидании жертвы расставила капканы среди крысиного помета и пятен стенного грибка. С каждым шагом Лиска все сильнее боялась, что Джекоб угодил в ее капкан. Но первые комнаты, куда она заглянула, оказались пусты. По следам на пыльных половицах Лиска вышла к лестнице, ведущей в подвал. Она прислушалась, и ей почудилось внизу шарканье ног, потом сдавленное ругательство. Голос принадлежал не Джекобу, однако он был здесь – она ощущала это, словно ее касалась рука родного человека. Вдали она слышала шум мотора, удары воды о дерево или камень, пугающе громкие голоса и шаги. Но они не приближались.
Цветы попадались и на лестнице, Лиска старательно избегала до них дотрагиваться. Лестница заканчивалась в просторном подвальном помещении, откуда тянулся коридор с комнатами без окон по обе стороны. Решетки в дверных проемах едва различала даже Лиса. Серебряные решетки. Камеры за ними были пусты. Все, кроме последней.
Лиска узнала неподвижное тело за решеткой, хотя Джекоб лежал к ней спиной. Она взялась за прутья. Ощущалось это так, будто она схватила воздух. Чары были настолько мощными,
– О, bonjour… или уже bon soir? [6] – На полу рядом с Джекобом сидел человек в одежде этого мира. Он привалился к стене, будто сидел здесь уже давно. Его темные волосы курчавились, как шерсть у барашка. – А тебя я здесь еще не видел. У кого ты украла лицо? Simonac! [7] – Мужчина вскочил и сжал кулаки, как боксер на ринге, который готовится к следующему раунду. – Пришла, чтобы снова позвать меня глянуть в ваше зеркало, да? Похоже, мое лицо вам действительно нравится. Но Сильвен Фаулер по своей воле с тобой не пойдет, ma puce [8] .
6
Добрый день… добрый вечер? (фр.)
7
Simonac – бранное слово, его можно улышать в Квебеке, в канадском диалекте французского языка. Далее персонаж использует еще несколько подобных выражений, точный перевод невозможен.
8
Крошка (фр.).
Он замахал кулаками в воздухе, как бы доказывая, как трудно ей с ним придется. Лиска чуть не расхохоталась. Если бы только Джекоб шевельнулся!
– Не из-за чего устраивать потасовку, – ответила она. – Я не из местной команды. Я пришла за ним. – Она показала на Джекоба. – Что с ним сделали?
Перчатки, которые Лиска вытащила из кармана, не раз помогали ей избегать магических ловушек, но она не была уверена, что они выручат и на этот раз.
– Ostie de moron. – Мужчина опустил кулаки. – Ты что, Сильвен, не узнаешь себе подобных? Она же человек! – Он склонился над Джекобом. – Думаю, он в порядке. Пожалуй, просто их пыльцы перебрал. Как ты его нашла? Любовь и все такое? – Мужчина вздохнул одновременно с завистью и сочувствием. – Не входи! С этой дверью что-то не так. – Он закатал рукав. Рядом с татуировкой в виде пламенеющего кленового листа мерцала металлическая полоса. – Вот что получится, если попробуешь.
– Это решетка. Невидимая из-за маскировочной магии.
Лиска на пробу обхватила рукой в перчатке один прут. Ощущение по-прежнему было не из приятных.
– Из-за… чего? – Сильвен смотрел на нее так, словно она не в своем уме.
Замок, если его видеть, взламывался легко. Лиска стянула с рук посверкивающие серебром перчатки. Кожа Джекоба была теплой, и дышал он ровно, словно спал. Лиска не находила никаких ран, но наконец нащупала на его левом виске под темными волосами крохотную булавочную головку. В Лотарингии есть одна сказка – ее нередко рассказывала Лиске мать, – в которой черт сто лет держал принца в плену, воткнув ему в голову серебряную булавку. Принц пришел в себя, как только его сестра вытащила булавку. В Лискином мире зачастую разумно следовать таким примерам, но здесь мир Джекоба.
– Если он не встанет, я могу его понести, – шепнул Сильвен. – Надо перебраться через реку, весь остров у них под контролем! Это будет непросто, но, может, удастся раздобыть лодку…
Лиска дала бы ему лет сорок пять, однако живые глаза и большой рот делали Сильвена похожим на хорошенького мальчугана, который просто слегка возмужал. Этого впечатления не нарушал даже явно не единожды сломанный нос.
– Лодка не нужна, мы поступим по-другому.
Мы? Лиса! Она не может провести через зеркало незнакомого человека. Тем не менее Сильвен был прав: его помощь ей, вероятно, понадобится. И все же следовало, пожалуй, разузнать о нем побольше.