Бессилие и ужас в театре кукол
Шрифт:
В квартире, к его великому удивлению, громко играла музыка. Свет был выключен, и по стенам бегали разноцветные огни, выстреливаемые из дешёвого диско-шара, с которым играли трое маленьких детей: примерно трёх, пяти и семи лет. Торопливо скинув с себя рваное тряпьё, мальчик поспешил направиться в свою комнату. Проходя мимо зала, Марк увидел человек семь, сидевших на диване и около него на полу. Почти половина из них была детьми, которые бегали из стороны в сторону с широко выпученными глазами и кричали что-то совсем невнятное. Над ними возвышалась бабушка, на лице которой, будто трещина, расползлась неестественно широкая улыбка, жутко сверкающая в свете телевизора. Она что-то говорила детям, лепеча на их манер. «Ма-арк!» —
— О нет! — Испуганно прошептал Марк и поспешил скрыться в своей комнате. — Несчастный ребёнок, неужели им его не жалко? Его ждут такие страдания… такая нестерпимая бессмысленность бытия, такая уродливая жизнь, а особенно в этой безумной семейке… Бедный, бедный ребёнок. Какое право они имели обрекать его на всё это? За что они с ним так? Но теперь уж и ничего не поделать. Это не моё дело, не моё… — шептал Марк, пытаясь успокоить самого себя, в то время как перед его глазами все ещё мерцал образ улыбающегося дитя, которое ещё не понимает, куда оно попало и что его ждёт. А старый друг семьи для юноши с этого момента стал злодеем и даже убийцей, который самолично подарил ребёнку полную боли жизнь и обрёк его на неминуемую смерть.
На следующее утро он пошёл в школу, будто ничего и не было. Само это обстоятельство было настолько абсурдно и нелепо, что по пути в школу Марк то и дело хихикал и вздрагивал. Недоумение и чувство, будто над ним издеваются, просочились сквозь поры кожи и маленькими иголками тыкали его, вызывая приступы истерики. И всю дорогу юноша упорно вглядывался в небеса, словно пытаясь что-то в них разглядеть, а может, и кого-то… тебя или меня?
Скоро он уже был в классе и разбирал свои вещи. Как ни в чём не бывало к нему подошли одноклассники, которые совсем не изменились за это время, никак и ничем, что казалось Марку очередной издёвкой. Как тряпичная кукла не стареет с течением лет и не сутулится с наплывом бед, так и старые знакомые Юмалова не изменились ни на грамм, оставшись фоновыми болванчиками, на обдумывание которых ему было лень тратить силы и время.
— Эй, здоров! Ну, рассказывай давай, что-нибудь, — прокричал ему высокий, лопоухий товарищ, — а потом я расскажу тебе кое-что очень интересное.
— Хм, знаешь что? Один из моих худших пороков — неумение молчать там, где это можно было бы сделать. А ведь как часто молчание бывает вершиною мысли… думаю, я тот ещё дурак в таком разе, — улыбнулся Марк.
— Ты это к чему? — Посмотрев на Юмалова, как на идиота, спросил парень.
— К тому, что я буду молчать. А тебе лучше отвалить.
И все оставшиеся уроки он сидел молча, не проронив ни слова, но внимательно вслушиваясь в окружение. Однако ничего толком не происходило и всё было тихо, а ведь он так смиренно ждал. «Ход истории идёт вовсю! Напряжение должно нагнетаться, конфликт разгораться, а я уже быстрым маршом топать к кризису! Почему ничего не происходит? Это невероятно подозрительно… Чёрт», — шептал юноша себе под нос, нервно сжимая и комкая пальцами тетрадный лист. В это время шёл уже третий урок, и толстая женщина, с трудом ходящая меж парт, скучным тоном диктовала скучный текст. Внезапно она оборвалась прямо посреди фразы и замерла. На секунду Марку показалось, что призрачные руки обхватили её лицо и стали раздвигать и растягивать её жирные,
— Вергилий говорил: „Берегитесь заходить далеко“», — произнесла она и замолкла.
Сосед Марка по парте кивнул и записал фразу в конспект. Затем урок продолжился, словно ничего не произошло, и, что главное, никто из окружающих никоим образом не отреагировал на произошедшее, как если бы совершенно ничего не произошло. А может быть и правда ничего не произошло.
— Я схожу с ума? — Бормотал Марк чуть погодя. — Галлюцинации? Нет, не может быть. Нет-нет… хах! — Странным образом его настроение улучшилось и он почувствовал, как давление окружающего мира чуточку спало.
Началась очередная перемена, он сидел за партой и смотрел в окно, как вдруг ему почудилось что-то странное. Ему начало казаться, что все смотрят на него. Но стоило повернуться на одноклассников — никому не было до него дела. Однако он явственно чувствовал, что что-то не так. Их глаза совершенно точно щекотали его затылок и притрагивались к волосам, делая их колючими и тяжёлыми. Он думал и напряжение вырастало, как и давление в крови. Что-то маленькое наливалось шариком у виска и вот-вот должно было лопнуть. Алая ягодка, заполненная кровью, разбухала внутри его мозга и дрожала, готовая лопнуть. Наконец, взрыв и волна головной боли электрической цепью ударила в его глазные яблоки.
— Они знают! — Испуганно шепнул мальчик и весь задрожал, почувствовав как с него в один миг слезла кожа. Теперь, вновь оглянув класс, он поймал на себе несколько подозрительных взглядов. «Но как же? Как же?» — в панике думал он, осматривая свою одежду и ища на ней пятна крови или ещё что-то, что могло выдать в нём убийцу. Ничего не было, но он без сомнений чувствовал на себе многочисленные злые взгляды: «Зна-а-ют!» — мысленно взревел он и закрыл голову руками. Дыхание его было тяжелым, чугунным, и он всеми силами старался не выдать в себе паники.
— Нет, надо вести себя как обычно, у них нет доказательств, нет ничего. Они не могут ничего доказать, я в безопасности, — успокаивал он себя, но предательский пот так и струился по его лбу.
Он попытался выпрямится и безмятежно глянуть в окно, но не смог повернуть шеи. Она задеревенела и никак не хотела слушаться. Перед его глазами всплыла сцена убийства. Окровавленное лицо парня и его убогое тело. Наверняка этот образ застыл в его глазах и одноклассники видели его. Точно! Эта картинка предательски горела внутри зрачков и из-за неё все знали о его грехе. Или нет. Или им рассказал кто-то из тех, кто наблюдал за ним. В любом случае, он раскрылся. Убийство оставило на нём не стираемую метку.
— Марк, ты, случаем, не болен? Ты весь красный, — проходя мимо, сказала ему одна из одноклассниц.
Юмалов чуть ли не завыл, но остался сидеть на месте. Кровь в панике билась у его висков, пытаясь пробиться наружу и сбежать из этого ада.
— Нет, это лишь моё воображение, я слишком переволновался за последнее время…
— Ты чего там бормочешь, Юмалов? Урок уже начался, — сурово сказала учительница. И правда, все сидели по своим местам, а он даже и не заметил звонка.
Спустя несколько минут он сумел взять себя в руки и успокоить панику. Теперь он корил себя за этот приступ безумия. Марк ведь и сам прекрасно понимал, что всё это лишь его мнительность и больное воображение… всего лишь бред, болезнь, но как он мог доказать это своему подсознанию? Волны ужаса хлестали беспощадно хлестали его разум, отступая лишь на время. Это была настоящая мука. На следующую перемену он уже не выдержал и сбежал из класса, до боли стискивая ворот рубашки. А там — в коридоре — было ещё хуже. Сотни школьников шныряли там и, конечно, «тоже знали». Так что он запаниковал ещё больше и тут же бросился в туалет, запинаясь и бесцеремонно расталкивая массовку, а затем заперся в одной из кабинок и — выдох.