Бессилие и ужас в театре кукол

Ставрогин Максим

— А что… задорно, — сказал Коля, глянув на Юмалова, который с большим скепсисом смотрел на происходящее и очень напрягся.

К этому момент из компании танцоров выделился один человек. Это был длинноволосый мужчина с большим выпирающим вперёд животом, на который едва налезала несчастная рубашка. Всё ещё танцуя и прыгая под музыку, он стянул с себя рубаху, оголяя волосатую грудь, и стал забавно трясти животом вверх-вниз, отчего Белый сконфуженно засмеялся, а Марк растерялся и нахмурился ещё больше. И тут этому мужику поднесли, как поначалу подумали подростки, какой-то музыкальный инструмент. Издали он очень даже напоминал простенький фагот. Но мужчина вовсе не собирался на нём играть. Немного ещё покрутившись в танце, он поудобнее перехватил этот самый «фагот» и, размахнувшись, со всей силы всадил его заострённый конец себе в брюхо. Даже до ушей Марка через весь коридор донёсся

жуткий чавкающий звук, с которым его живот распоролся. Тёмная, вязкая кровь плотным ручейком полилась на пол и уже совсем скоро превратилась в большую лужу. Сам мужик задрожал, но не перестал пританцовывать, а также пытаться запихнуть оружие в себя ещё поглубже. Правда танцы его были уже не так забавны и легки. Кровь была уже повсюду: на его руках, ногах, животе; она хлестала даже из его рта. А весёлая и энергичная музыка придавала всему этому действу чудовищный, сюрреалистичный вид. Мужик попытался сделать пируэт, но тело его содрогнулось, он подскользнулся и плюхнулся задом в лужу собственной крови. Из его горла наружу полилась тёмная жижа, сопровождаемая хрюканьем. В этот музыка на пару секунд прекратилась, ведь весь блок взорвался тем самым хохотом, который слышал Марком в течение каждой ночи пребывания в этой больнице. Затем музыка вновь заиграла, а мужик поник и, кажется, умер. Марк уже было подумал — всё. Но тут из ниоткуда появились люди, одетые в медицинскую форму. Они протолкались меж больными, подбежали к трупу, подхватили его и стали утаскивать.

— Пиздец, — прошептал Коля.

Юмалов молча кивнул и отвернулся от решётки. Так же молча он стал подниматься обратно наверх. Белый тоже дурак не был и поспешил следом. Они торопливо вернулись в палату. Всё так же молча. Юмалову просто хотелось забыть это. Но пока что та сцена ярким пятном висела перед его глазами и говорила с ним. О, вещи, что она говорила мальчику были нестерпимы. «Видишь? Это даже не изнанка. Это реальность. Или хочешь сказать, что это не так? Хочешь сказать, что этот мир все ещё не настоящий? Посмотри, как это было отвратительно, как это было натурально и безумно, неужели такое могло случится в не реальном мире? Мог ли создать кто-то нечто настолько ужасное? Нет, это реальность. Это правда. И ты живёшь в этом мире. В мире, где все настоящее», — это говорил мальчику образ, но он не слушал. Мысль совершенно противоречащая этому роем мух летала вокруг его глаз, и он был ею поглощён.

Будто в трансе, Марк простоял какое-то время у окна и скоро лёг на кровать. Постепенно к чувствам отвращения, злости и отчаяния примешалось ещё одно — сонливость. Но прежде чем он уснул, Коля окликнул его.

— Марк…

— Что, чёрт возьми? — злобно отозвался мальчик.

— Тут… Вова пропал.

— Какой ещё Вова? — Недоумевая переспросил Марк и раздражённо встал с кровати.

— Господи, ну чувак, что на соседней с моей кроватью спит. Такой вот весь, — Белый стал хаотично крутить пальцами у лица и корчить рожи, но Марк каким-то чудом его понял.

— А, этот. Пропал?

— Пропал.

И правда. Парня лет пятнадцати с партаками на всю правую руку нигде не было. И даже спустя час он не появился. Всё это было в высшей степени подозрительно. Марку вспомнились прошлая ночь и неизвестный душитель.

Утром пропавший мальчик так и не появился. Никто, однако, не стал об этом беспокоиться, и уже через пару часов о нём позабыли все, кроме Марка. «В этом мире слишком быстро всё забывается людьми. Слишком. Не может же так быть на самом деле?», — думал Марк, сидя за завтраком. В этот день им подали противного вида кашу, доверху залитую коричневой жижей с кусочками мяса. Невольно взгляд Юмалова упал на Рому, сидящего за соседним столиком и с аппетитом уплетающего эту мутную жижу. Вязкая, коричневая масса капала с его ложки на стол, пачкала футболку, стекала с подбородка и жирела на губах. Мальчик смотрел на это, видел как жадно проглатывает подросток вязкое нечто, как он чавкает и причмокивает, как он наслаждается своей едой, и тогда Марк понял, что ненавидит этого человека. И вовсе не потому, что он все дни пытался издеваться над мальчиком, был груб, жесток и испорчен до мозга костей, а потому, что ел он отвратительно. Скривив лицо в гримасе омерзения, Юмалов отвернулся и уткнулся в свою тарелку. Медленно взгляд его сполз на тусклую табличку с заданием.

— Значит, мне нужно разозлить этого бугая? Попробуем…

Решив кончить это дело уже сегодня, Марк взялся за ложку, выдохнул, собрался с силами и стал есть, с трудом запихивая пресную еду в глотку. Медленно и неохотно он очистил почти треть тарелки, однако заставлять себя и дальше юноша уже не мог. К

горлу подступали рвотные позывы, а к глазам — слёзы. Слёзы обиды. Почему всё это происходит с ним? Казалось, что вся его жизнь была лишь неудачной, жестокой шуткой, на существование в которой он обречён. С самого начала всё пошло не так. Он был обречён родиться, а теперь обречён есть эту отвратительную кашу. Сплошное издевательство. Это была мелочь, но обычно именно мелочи и выводят людей из себя, даже ломают их. Кого-то добивает смерть незнакомой лошади, а кто-то трескается и плачет из-за невкусной еды, и всё это одно, всё это попадает в ту самую слабую, выскобленную многочисленными страданиями точку, и словно лишает грудную клетку рёбер. Какая же она тогда клетка после этого? Эта мелочь убивает человека, как точечный укол. Вот и Марку в ту минуту было так обидно и паршиво, он с ненавистью сжимал в руке ложку и думал о том, почему вообще продолжает тут жить, какая дьявольская сила не даёт ему исчезнуть? Эта еда была невкусной и противной, но почему она была такой? Это было зачем-то нужно? Нет, она просто существовала и существовала именно такой. Просто так. Незачем. Это было бессмысленно, а потому невыносимо. Это было совершенно лишним и Юмалову казалось, что с этим нужно срочно что-то делать: либо каша, либо он сам должны перестать существовать, вот прямо сейчас кто-то из них должен исчезнуть, а иначе он просто разрыдается.

— Да к чёрту! — Крикнул он и бросил ложку на пол. Та со звоном ударилась о кафельный пол и дребезжа поскакала в сторону мусорки. Никто даже не посмотрел в его сторону и Марк спокойно откинулся на назад, однако сидел он не на стуле, а на общей лавочке, так что просто рухнул на пол, как и его ложка незадолго до этого. Там он и остался лежать, задумавшись. Слёз уже не было, как и злости. Его челюсть походила туда-сюда, пережёвывая пришедшую вдруг мысль, после чего он кивнул самому себе и сел на место. Там он активировал «изнанку».

— Какого?! — закричал Марк, вскочив со своего места, когда туман рассеялся. В его тарелке плавало человеческое лицо, в котором одновременно угадывались черты как пропавшего Вовы, так и того сумасшедшего мужика, что вспорол себе живот. С непередаваемым ужасом, Марк осознал, что произошло. И стоило ему это понять, как смех залил его тело до самых глазных яблок. Он не смеялся, но истеричный хохот раздавался внутри него и пытался выбраться наружу. У него это не получилось сделать через сомкнутые зубы и он попытался вылезти через глаза, так что те, по ощущениям, чуть не выпали. Наконец, он засмеялся и вцепился ногтями в кожу головы. Неверие и истерика захлестнули его. — Какого вообще хера? Боги, ха-ха! Какого хера?

— Эй! Что с тобой? Псих, что ли? — крикнул на него Рома, когда Юмалов подскочил со своего места и попытался выбежать из столовой, грубо распихивая всех на своём пути. Никого не слушая, Марк вылетел в коридор, а затем рысью метнулся в туалет, где его вырвало. А потом ещё раз и ещё. А затем он уже и сам пальцами заставил себя проблюваться. Тем не менее во рту у него все ещё остался вкус этого мяса.

Когда Марк вышел из туалета, то из-за всех сил пытался делать вид, что ничего не произошло, но едва ли у него это получалось. Весь оставшийся день медперсонал смотрел на мальчика как-то по особенному, очень странно, очень недобро…

Где-то после обеда пришла Двойка и, уперев руки в бока, встала у входа в палату. «А ну, бегом собрались и идём в баню!» — прокричала она, смотря на детей залитыми кровью от усталости и наркотиков маленькими поросячьими глазками, которые совсем не подходили её тощему лицу.

Пока они спускались вниз, к выходу из основного здания, Марк подошёл к Коле, и они завели небольшой диалог.

— Слушай, я тут уже три дня, а за всё это время ни с одним врачом или психиатром не встретился, это нормально? — спросил Юмалов.

— А ты чего ждал? Что тебя тут обследовать да лечить будут? Забудь! Куда уж там… лечить. Ха!

— Какой тогда в этом смысл? — Удивлённо спросил Марк и нахмурил брови, выражая тем самым своё недоумение.

— Ты все ещё не понял? В этом месте нет смысла. Это место есть абсурд. Оно бессмысленно, и всё, что происходит тут, так же бессмысленно. Нет ни логики, ни целей, ни мотивов, никаких связей и всего прочего, чего бы можно было ожидать. Этих вещей просто не существует. Вся наша жизнь тут, — он почти целиком проглотил слово «тут», отчего его можно было даже не расслышать, — чистейший бред, не имеющий и капли смысла. Так что забей и не парься. Наша задача просто прийти сюда, отсидеть и уйти. У персонала такая же. Остальное — не важно, остальное нужно просто игнорировать.