Бессмертие
Шрифт:
Но в год, когда потеряли ненцы счастье, он перестал петь свои песни. Любимую девушку он уже не называл нежным именем, и от тоски в его чуме стало еще беднее.
Он созвал пастухов и сказал им, что пойдет искать правду для ненцев.
— Дайте моей девушке рыбы, мяса и шкур. Если же я умру, пусть ее возьмет в жены любой из сородичей, только не тунгус, зырянин или остяк.
— Пусть твое слово будет крепко, как стрела охотника в сердце недруга, — сказали ненцы.
Тэт Кок Яран простился со всеми, съел в виде клятвы семь
Шел он луну, потом три луны, да еще три луны. Нет нигде счастья. Только снег за нартами ветром крутит. Посмотрел Тэт Кок Яран на небо и погнал дальше маленькую упряжку. Видит — за седьмой сопкой — деревянный чум стоит.
Вошел Тэт Кок Яран в чум, сказал:
— Здравствуйте.
— Проходи, богатырь, — сказал пузатый мужик, — гостем будешь.
— Мне некогда гостить, я счастье ищу, — сказал Тэт Кок Яран.
— Вот оно, счастье, — ответил мужик и поставил рядом с самоваром бутылку с водой. — Садись.
Тэт Кок Яран сел. Выпил семь чашек чаю, три чашки горькой воды из бутылки, и ему стало хорошо, как на седьмом небе у Великого Нума.
— Я по глазам твоим вижу, что теперь ты счастлив, — сказал мужик.
— Правда твоя, — сказал, качая тяжелой головой, Тэт Кок Яран. — Я счастлив, но почему же болит мое сердце? Почему народ мой в горе?
— Народ твой тоже будет счастлив. Сходи за двенадцатую сопку, где чум русского шамана стоит. Найдешь там моего друга, он научит твой народ счастью.
Тэт Кок Яран так и сделал. Он заплатил мужику семь олешек за счастье в бутылке и поехал дальше. За двенадцатой сопкой стояло много деревянных чумов. Друг мужика накормил Тэт Кок Ярана и сказал:
— Сначала тебя православным сделать надо.
— Делай, — сказал Тэт Кок Яран.
Русские мужики схватили его, раздели, сунули в кадку, надели крест, и Тэт Кок Яран стал православным.
— Если все будут православными, то счастье снизойдет на твоих сородичей, — сказал шаман-поп.
— Это не то счастье, — сказал Тэт Кок Яран, заплатил попу семь олешек и поехал дальше.
Навстречу ему попался грозный русский богатырь — урядник. Он отобрал последние семь оленей Тэт Кок Ярана, отстегал его нагайкой и сказал:
— Считай за счастье встречу со мной. В городе я бы с тебя всю шкуру спустил.
Тэт Кок Яран посмотрел на небо, сорвал крест, затоптал его в снег и пошел дальше.
Он шел семь лун и семь солнц, пока не увидел золотой чум русского Нума. Бог ел картошку с сахаром и прикусывал белым хлебом.
— Здравствуй, Тэт Кок Яран, — сказал бог, — ваше счастье я царю отдал. Иди к нему — может, он и отдаст.
А царь тут как тут.
— Отдал я счастье другим народам, а если Тэт Кок Яран хочет получить его, пусть он идет воевать за меня.
Тэт Кок Яран взял ружье и ради счастья народа пошел на войну.
…Вскоре его девушка увидела, как алеют снега и олени в страхе мечутся по тундре. Семь лун она посыпала
А Тэт Кок Яран умер не шибко. Прилетела стрела к нему на войну, он приложил ее пером к уху, и она рассказала ему обо всем. Тогда Тэт Кок Яран совсем умер. Снега покраснели на одну луну, а дух Тэт Кок Ярана стал тоскливым ветром и подул над тундрой. То плакал Тэт Кок Яран.
С той поры, когда одна из них породнилась с тунгусом, ненецкие женщины стали трижды несчастливы: их били, как животных, и для родов ставили поганый чум. Женщины потеряли красоту. От непосильной работы у них согнулись ноги, как корни тундровой березы, глаза их покраснели от дыма и болезней».
…Вот и она, Савонэ, проклята за любовь к тунгусскому юноше. Ее отдали замуж за Халиманко потому, что он был знатен и богат, а она красива своей силой и любовью к хозяйству.
В сорок пять лет она стала совсем седой.
Тихо плыли низкие тучи, приближаясь к горизонту. Седые космы волос Савонэ, вылезшие из-под мехового капюшона, заиндевели и жгли лицо. Малицу продувало.
Женщина остановилась достать иголку с ниткой и, тяжело дыша, починила подол старой малицы. Взгляд ее скользил по пустынным снегам, ни на чем не останавливаясь. Она пошла дальше, шатаясь, как подбитая куропатка, шла все медленнее, ей хотелось спать. Предсмертная обманчивая теплота разливалась по ее телу, когда она упала у подножия сопки…
Глава четвертая
Спросонья Халиманко забыл о присутствии гостей. Откинув меховое одеяло, он пнул одну из жен, и она метнулась к костру. Через колено ломала хворост. Вешала на крюки чайники со снегом, дула на угли. Саша проснулся и вышел покормить собак. Молодая жена Халиманко достала сахару, наколотого мелкими кусочками, и положила его в тяжелую стеклянную сахарницу. Лена хмуро одевалась. Ей хотелось поскорее уехать из этого чума.
Халиманко, как и накануне, достал вина, предложил гостям и, услышав отказ, с удовольствием выпил сам. Саша посмотрел на женщин.
— Где же твоя старая жена?
Женщины переглянулись. Халиманко сделал вид, что не слышал вопроса, и быстро вышел из чума. Там он постоял немного на морозе и, воротясь, торопливо начал пить чай.
— Где же Савонэ? — вежливо спросил Саша.
Халиманко побагровел.
— Молчи про нее! Она поганая! На нее упал уголь!
Саша отставил чашку. Он растерянно посмотрел на хозяев.
— Я на чумовище ее бросил. Может, подберет кто. Он живучая.
Лена побледнела. Вставая, она пролила чай и никак не могла найти свою малицу.