Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт
Шрифт:
— Хорошо, мама, поговорим откровенно. Я никогда не выйду замуж по той причине, что мне не по душе сама идея брачной жизни.
Ошеломленная Джесси смогла лишь прошептать:
— Не по душе?.. Но почему? Ведь ненормально питать отвращение к браку. Откуда у тебя могли появиться такие мысли, ведь ты выросла в семье, где отец и мать любили друг друга все эти годы, вместе страдали и боролись и каждый сделал так много для нашей супружеской жизни?
— Именно это я и имею в виду, — сказала обыденным тоном Лили.
Джесси холодно спросила:
— Что ты пытаешься мне внушить, Лили?
— Я пытаюсь сказать тебе, дорогая мама, и, видимо, ты не успокоишься, пока я не скажу: двадцать лет я наблюдала, что сделал брак с тобой и отцом. Я видела, как ваше стремление к этому браку заставляло
Она немного помолчала, а затем спокойно сказала:
— Быть может, если бы я выросла, наблюдая более безмятежный и посредственный брак, я приняла бы саму мысль о нем. Острота моей реакции прямо пропорциональна интенсивности ваших взаимоотношений. Верь мне, дорогая, и оставь меня в покое: я не выйду замуж.
В комнате воцарилось долгое молчание, были слышны лишь порывы дождя, хлеставшего в окна библиотеки. Джесси не пыталась скрыть или сдержать слезы, катившиеся по ее щекам. В этом была неудача ее супружества — оно породило антипатию у дочери. Цикл завершился. Ее собственная философия супружества была реакцией на концепцию ее матери о «наименьшем супружестве», о невмешательстве в дела мужа, а теперь, спустя двадцать восемь лет, когда настали новые времена и выросло новое поколение, она столкнулась с еще более острой реакцией дочери. Джесси понимала, что она не может ничего сделать. Время даст свое решение. Быть может, обстоятельства изменят настроения Лили; но в любом случае ее дочь имеет право на собственный образ жизни, свободный от вмешательства и указаний матери, точно так же как она сама настаивала перед Элизабет Макдоуэлл Бентон, что, как бы та ни была права, она вольна выйти замуж за лейтенанта Джона Ч. Фремонта и взять в свои руки свою судьбу.
Джесси встала, поцеловала Лили в лоб и сказала:
— В начале нашей беседы я просила тебя простить меня за вмешательство, но это был жест. Теперь, в конце нашего разговора, я настойчиво прошу тебя простить меня за вмешательство в твою личную жизнь и в твои убеждения. Я никогда больше не коснусь этого вопроса. Считаю, что ты ошибаешься, но это лишь мое право. Иди своим путем, моя дорогая; твой отец и я желаем тебе лишь одного: будь счастлива. Я не буду больше пытаться влиять на тебя и навязывать мое понимание счастья. Спокойной ночи, Лили.
Несмотря на то что Джон не посвящал ее в сложности финансирования железнодорожного строительства, она знала, что выпуск акций на сумму десять миллионов долларов расходился хорошо, обеспечивая деньги для закупки локомотивов, прокладки многомильного полотна в Техас и посылки в Нью-Мексико топографов для поиска удобного перевала через Скалистые горы. Однако деньги от американских инвесторов поступали медленно, что не отвечало его целям, и весной 1869 года он доверительно сказал Джесси, что наконец-то намеревается осуществить свои планы десятилетней давности: вместо продажи акций Марипозы, чему помешала в последний момент Гражданская война в Соединенных Штатах,
Пятилетний период спокойствия и процветания подходил к концу. Она начала замечать, что ее муж все больше волнуется, отсутствует дольше обычного, возвращаясь, выглядит нервным и расстроенным.
Постепенно она поняла характер трудностей: палата представителей наделила его железную дорогу правом прохода по территориям, но сенат отклонил законопроект, а без отчуждения земель невозможно было соединить восточную и западную части дороги. Стоимость выравнивания насыпи для укладки рельсов оказалась повсюду выше сметной; его инженеры столкнулись с невиданными трудностями в горах из-за оползней, промоин, крутизны подъемов; к местам строительства невозможно было подвезти материалы из-за половодья, и суда, доставлявшие железнодорожное оборудование, застряли. Ни в одном месте стоимость прокладки железной дороги через дикие и неосвоенные территории не оказалась легче или дешевле, чем предполагалось, зачастую в три-четыре раза превышала смету. Что касается финансовых неприятностей, слишком большой процент был взят с французских капиталовкладчиков парижскими банками в оплату размещения займа; баланс был обеспечен не наличными средствами, а оборудованием и подвижным составом. Когда это оборудование прибыло из Франции в Соединенные Штаты, на месте не оказалось готового полотна, чтобы его использовать.
Но самым серьезным ударом, нанесенным в конце 1869 года, было то, что повторяло по существу дело Сарджента в Лондоне. Джон действовал через французского генерального консула в Нью-Йорке, который рекомендовал его французским финансистам и инженерам. Однако когда акции поступили на Парижскую биржу, то на них было указано, что они гарантируются правительством Соединенных Штатов. Когда Джон раскрыл французской публике действительное положение, покупка его акций прекратилась и началась серия гражданских и уголовных процессов. Генерала Джона Ч. Фремонта обвиняли в Париже как участника обмана. Сенатор Говард от Мичигана, добившийся отклонения законопроекта о предоставлении права прокладки дороги через территории, воспользовался скандалом во Франции, чтобы блокировать дальнейшие попытки Джона заручиться сотрудничеством федеральных властей.
После трехнедельной поездки по делам, во время которой она получала от него лишь краткие, наспех написанные записки, он приехал в Покахо как-то вечером бледный и больной. У Джесси дрогнуло сердце при виде его. Она приготовила ему ванну, достала чистый костюм, а затем принесла в библиотеку поднос с едой. Джон плюхнулся в глубокое кожаное кресло у окна, выходившего на Гудзон. Джесси присела на подлокотник кресла и положила руку на плечо Джона. Когда наконец он собрался с силами для разговора, по его хриплому, неестественному голосу она поняла, какую большую неприятность он пережил.
— Все пропало, Джесси, мы вылетели в трубу. Я исчерпал до конца наши фонды три недели назад… Я неистово метался, чтобы найти деньги… Мне дали небольшое продление срока… Теперь же все кончено… Я не смог выплатить. Владельцы закладных взяли под свой контроль нашу железную дорогу. Джесси, мы отданы на милость судебного исполнителя.
Она колебалась некоторое время и хотела, чтобы ее голос звучал спокойно: она озабочена прежде всего тем, чтобы удостовериться, что их потери ограничиваются долларами и рельсами.
— Но как могут взять твою железную дорогу, Джон? Она ведь твоя? В ее строительство вложены твои деньги и способности… Пять лет твоей жизни… Тысячи твоих долларов…
Смотря рассеянно на реку, он ответил:
— Все это пропало, смыто наводнениями и промоинами, крутыми подъемами и твердыми скалами; я получил инструменты, оборудование и рельсы у промышленников в кредит; все это подлежит оплате. Если я не смогу выдать наличными, я должен отдать им железную дорогу.
— Но ведь они не имеют права на большее, чем ты должен им? После того как будет оплачен долг, остальное должно принадлежать тебе.