Бессмертная жизнь Генриетты Лакс
Шрифт:
Через несколько часов плечо у всех пациентов краснело и распухало, а спустя пять-десять дней в области укола появлялись твердые узелки. Саутэм удалил несколько узелков, чтобы убедиться в их злокачественной природе, а другие оставил, желая посмотреть, будет ли иммунитет больного отторгать эти узелки, или же рак будет распространяться. Через две недели некоторые узелки достигли двух сантиметров в диаметре — примерно такого же размера была опухоль у Генриетты на момент начала облучения радием.
В конце концов Саутэм удалил большую часть узелков с клетками HeLa, а те, что он оставил, исчезли сами собой через несколько месяцев. Однако у четырех пациентов узелки
Все эти пациенты еще до исследования болели раком, а Саутэм хотел для сравнения посмотреть, как отреагируют на инъекции здоровые люди. Поэтому в мае 1956 года он дал объявление в информационный бюллетень тюрьмы штата Огайо: «Врачу требуются 25 добровольцев для изучения рака». Через несколько дней у него было 96 добровольцев, и вскоре их число выросло до 150 человек.
Тюрьма штата Огайо была выбрана не случайно: ее узники уже участвовали в нескольких других исследованиях, включая намеренное заражение потенциально смертельной болезнью туляремией. Опыты над заключенными начнут проводить под наблюдением и жестко регламентировать пятнадцатью годами позже, когда заключенных сочтут уязвимой частью населения, которая не может дать действительно информированное согласие. Однако в то время заключенных по всей стране использовали для самых разных исследований — от испытаний химического оружия до выяснения того, как влияет рентгеновское облучение тестикулов на количество вырабатываемой спермы.
В июне 1956 года Саутэм начал вводить заключенным клетки HeLa, которые его коллега Элис Мур привезла из Нью-Йорка в Огайо в дамской сумочке. Шестьдесят пять заключенных — убийц, воров, грабителей и фальшивомонетчиков — сидели рядами на деревянных скамьях в ожидании уколов. На некоторых были белые госпитальные халаты, другие пришли с рабочей смены в синей рабочей одежде.
Вскоре на плечах заключенных выросли опухоли, как прежде вырастали у раковых больных. В прессе появлялись статьи об отважных мужчинах из тюрьмы Огайо, которых прославляли как «первых здоровых людей, согласившихся на столь жесткий онкологический эксперимент». Цитировали слова одного из мужчин: «Совру, если скажу, что не волновался. Лежишь на койке и думаешь, что у тебя на руке — рак… Приятель, ну и мысли лезут в голову!»
Вновь и вновь журналисты задавали вопрос: «Почему вы добровольно согласились на этот эксперимент?»
Ответы заключенных были в таком духе: «Я очень жестко обошелся с одной девчонкой, и думаю, это в некотором смысле расплата за то, что я ей сделал» или «Надеюсь этим компенсировать вред, который, по мнению общества, я принес».
Каждому заключенному Саутэм делал несколько инъекций клеток, и в отличие от смертельно больных пациентов все эти мужчины победили рак. С каждой новой инъекцией организм реагировал быстрее, и, казалось, что эти клетки усилили иммунный ответ на рак у инфицированных заключенных. Когда Саутэм обнародовал полученные результаты, пресса приветствовала его исследование как огромный прорыв, который однажды может привести к созданию вакцины от рака.
В последующие годы Саутэм в целях исследований ввел HeLa и другие живые раковые клетки более чем шести сотням людей, около половины которых были уже больны раком. Те же инъекции Саутэм начал делать каждой пациентке, обратившейся в отделение гинекологической хирургии Мемориального ракового центра Слоун-Кеттеринг или в больницу им. Джеймса Ивинга,
В своем отчете, который позднее он будет неоднократно цитировать во время слушаний по поводу своего исследования, Саутэм писал: «Конечно, не важно, раковые это клетки или нет, так как они являются чужеродными по отношению к реципиенту и потому отторгаются. Единственная сложность в использовании раковых клеток — страх и невежество, когда люди слышат слово рак».
Из-за «страха и невежества», по словам Саутэма, он не сообщал пациентам, что клетки были раковыми, ибо не хотел вызвать ненужные тревоги. Как он скажет потом: «Слово рак применительно к любой клинической процедуре, которую проводят над больным человеком, потенциально пагубно для благополучия пациента, так как это может натолкнуть его на мысль (как верную, так и ошибочную), что он болен раком или что его шансы на выздоровление невелики… Скрывать такие подробности, которые могут встревожить человека, но которые не относятся к делу с медицинской точки зрения… в духе лучших традиций ответственной клинической практики».
Однако Саутэм не был лечащим врачом этих больных, который скрывал информацию об их здоровье, чтобы их не расстроить. Его обман был ради собственной выгоды: он скрывал информацию, потому что пациенты могли отказаться от участия в его исследовании, если бы знали, что он им вкалывает. Возможно, Саутэм еще не один год продолжал бы это делать, если бы 5 июля 1963 года он не договорился с Эммануэлем Манделем, медицинским директором Еврейского госпиталя для хронических больных (JCDH) в Бруклине о том, что привлечет пациентов больницы для своих исследований.
Планировалось, что Мандель по просьбе Саутэма поручит врачам своей больницы сделать инъекции раковых клеток двадцати двум пациентам. Однако, когда Мандель стал инструктировать сотрудников, чтобы те делали инъекции, не сообщая пациентам о том, что в шприце раковые клетки, три молодых врача-еврея отказались, заявив, что не станут проводить исследования на пациентах без их согласия. Все трое знали об исследованиях, которые нацисты проводили на еврейских заключенных. Знали они и о знаменитом Нюрнбергском процессе.
Шестнадцатью годами ранее, 20 августа 1947 года, военный трибунал, возглавляемый США, заседавший в городе Нюрнберге в Германии, приговорил семь нацистских врачей к смертной казни через повешение. Их преступление состояло в проведении немыслимых опытов над евреями без их согласия — они пришивали братьев и сестер друг к другу, чтобы получить сиамских близнецов и резали живых людей, чтобы изучить работу внутренних органов.
Трибунал сформулировал десять этических законов — так называемый нюрнбергский кодекс — для регламентирования всех экспериментов над людьми во всем мире. Первый закон кодекса гласил: «Добровольное согласие подопытного человека абсолютно необходимо». Это была революционная идея. Клятва Гиппократа, написанная в IV веке до н. э., не требовала согласия пациента. И хотя Американская медицинская ассоциация издала правила, защищающие лабораторных животных, еще в 1910 году, для людей подобных правил не существовало вплоть до Нюрнбергского процесса.