Бессмертник
Шрифт:
Все-таки Стив в своих проповедях по большей части прав. Превратили Америку в большую помойку. Груды железок, колесных ободьев, консервных банок, искореженных до неузнаваемости механизмов. Едешь мимо на поезде и глядишь на этот чудовищный пейзаж, на это пепелище. Скоростные магистрали парят в вышине, а внизу, среди сухой, в рост человека травы, валяются ржавые остовы машин, тускло поблескивают затянутые жирной пленкой болотца, воняет горелой резиной. А когда-то здесь водились утки и бекасы, и чайки срывались из густой травы и с криком летели к морю.
Повсюду
Устроили из Америки помойку.
То же самое происходит в далекой маленькой стране в Юго-Восточной Азии. Только там, помимо разрухи, еще и кровь. И Джимми вдруг исполнился гневом, праведным гневом, который сотрясал сегодня его брата.
Но все же в этом гневе есть что-то порочное. Джимми нахмурился, напрягся. Не горазд он рассуждать об абстрактных материях, не связанных с его собственной, так трудно достижимой целью. Он даже не умеет толком облечь свои мысли в слова. Естественники и технари вообще говорят не очень-то складно, он замечал. Может, поэтому пациенты часто жалуются, что врачи с ними не общаются?
Однако чувства свои Джимми понял вполне. И, содрогнувшись, замер от ужаса. Он постиг суть вещей не до дна, а едва ли наполовину, но те, кто, подобно Стиву, проникли в нее с такой предельной и обнаженной ясностью, будут разить так же слепо и беспощадно, как система, против которой они борются. Их гнев праведен, но сколь легко и непоправимо можно обратить его в карающий меч, который фанатично истребит, разорвет в клочья весь мир. Как волки, о которых говорил Адам Харрис.
Время близилось к десяти; промерзшие, окованные льдом дорожки были пустынны, а окна в студенческих общежитиях — плотно задраены, чтобы в комнатах сохранялось тепло. Мгновение спустя вспыхнули фонари и прожектора, затрезвонили телефоны, захлопали двери, раздался гул голосов, высыпали на улицу люди. Все бросились к факультету естественных наук. Там уже светились все окна снизу доверху, и здание сияло словно океанский лайнер в праздничную ночь.
Потрясенная толпа вела себя на редкость тихо. Лишь кое-где раздавалось тревожное бормотание. Да зловеще вспыхивали красные сигнальные фонари на полицейских машинах и фургонах «скорой помощи».
— Я ничего не слышал, — обратился Джимми к стоявшим рядом. — А вы что-нибудь слышали?
— Мне показалось, будто что-то глухо ухнуло или стукнулось, но я и внимания не обратил, а уж потом какие-то парни пробежали по этажу. «Взрыв! — кричат. — Взрыв. У биологов». Я и не думал…
И снова голоса: возвышаются, опадают:
— …что здание пустое!
— …все «скорые»?
— …разумеется, контракты на службу в армию.
— …по какому праву превратили колледж в поставщика живой силы на войну?
— …мы что, уже не часть Америки?
— …несешь чушь!
— …Боже, там кто-то был!
Тишина. Только пошаркивание, приглушенное покашливание. Стоявшие возле двери расступились,
— Господи, кто это?
— Он мертв?
— Нет, живой.
Человек шевельнулся, выпростал руку из-под одеяла. Одеяло соскальзывает. Его подхватывают, накидывают на раненого, но все успевают заметить, что вместо ног на носилках кровавая каша.
— …это доктор Харрис! Боже, это доктор Харрис!
— …по биологии. Он всегда засиживается в лаборатории допоздна.
— …Господи!
— …жив? Лицо-то какое серое и…
— …болевой шок. Но он жив. Пока жив.
— …Боже мой, Боже мой…
Джимми опустился на ступени. Никого знакомых поблизости нет, кругом чужая, равнодушная толпа. Не расходятся, ждут продолжения. «Скорая» с крутящимся красным огоньком, подвывая, умчалась во тьму.
— …сторож заметил двоих парней. Околачивались тут как раз перед взрывом. Говорит, что опознает.
— …все это слухи! Ни одному слову не верю.
— …тело-то нашли. Вроде бы Ден Конгрив.
— …сбрендил? Что ты мелешь?
— …верно говорит. Я слышал, как полицейские назвали имя.
— …двоих нашли. Угораздило подорваться на собственных хлопушках. Как зовут второго, никто не знает.
— …одно тело, два тела! Скоро все двадцать найдут.
Едва унялась дрожь в коленях, Джимми тут же поднялся. Слева под ребрами застряла боль. Интересно, бывает в его возрасте сердечный приступ? Снова представилось полуприкрытое одеялом месиво. Живот и горло свело рвотным спазмом. Да, хилый из меня получится врач… Только вчера Адам Харрис говорил за чашкой кофе, что молодежь толкует о насилии, а до дела не доходит. И надо же, чтобы пострадал он, именно он — беззлобный, прекрасный человек. Мухи не обидит — это с первого взгляда видно… Рот заполнился отвратительной густой слюной.
Надо срочно найти брата. А вдруг?.. Господи, конечно, нет. Джимми обмер. Нет, стыдно носить в себе такие подозрения. И звучит нелепо: «носить подозрения»… Но там нашли два тела. Второе не опознано. Стив говорил про Конгрива: «Лучший наш, яснейший ум, кристальной четкости мысль».
А вдруг все-таки Стив?.. Нет, невозможно. Стив у себя в комнате, обложился книжками, про взрыв и знать не знает. К тому же его окно выходит на озеро. Оттуда ничего не видно и не слышно. И вообще он, скорее всего, спит. Уже первый час ночи. Да, Стив наверняка спит. Любит лечь пораньше, в детское время. По привычке. Ну конечно, он спит.
Стива в комнате не было.
Джимми стучал и стучал, колотил в дверь, перебудил всех соседей.
Кто-то выглянул, сердито спросил:
— Что тебе надо?
— Я ищу брата. Стива Штерна.
— Его нет. Ушел пару часов назад. — Дверь захлопнулась.
Дышать стало совсем тяжело. Не переставая, кололо в груди. Джимми не на шутку перепугался: может, у него правда сердечный приступ? Присесть было некуда, и он сел прямо на пол. Мимо прошли какие-то ребята, взглянули на него с любопытством: решили, видно, что пьян.