Бессмертник
Шрифт:
Утром он снова завел вчерашний разговор:
— Сколько я, черт возьми, мог бы сделать, достань я эти деньги! Мы с Малоуном отремонтируем дом собственными руками, повысим плату за аренду, а потом продадим! Это же начало! То самое начало, которого я ждал столько лет! И все уплывет из рук! Другого случая может не быть!
Он меня доконает, подумала Анна.
— Я бы сам пошел, но я их толком не знаю. А тебе они поверят.
На третий день она сдалась.
— Хватит, замолчи, Бога ради! Завтра
Субботним утром она поднималась по ступеням знакомого дома на Семьдесят шестой улице. День выдался не по-мартовски теплым, но все же не настолько, чтобы потеть. А она чувствовала на спине, меж лопаток, капельки пота. Эта женщина… Она скажет: «Вы чудесно выглядите, Анна. У вас родился мальчик? Как славно!» Потом выпишет чек — неужели выпишет? — и протянет мне с милой, полной достоинства улыбкой.
Она позвонила. И представила, как по дому раскатился перезвон колокольчика. Минуту спустя дверь открыл Пол Вернер. В пальто, с каким-то свертком в руке.
— Анна, — сказал он. — Анна!..
— Ваша мама назначила мне встречу.
— Но мама уехала в Лонг-Бранч, на неделю. Там сейчас вся семья.
— Она велела мне прийти сегодня в десять.
— Сегодня? Давай посмотрим у нее на столе. Может, она оставила записку? — И, видя, что Анна не двигается с места, он позвал: — Пойдем же наверх, Анна.
Комната миссис Вернер ничуть не изменилась. Канапе, обтянутое тканью с цветочным рисунком, на нем корзиночка с вышиванием. На письменном столе новая фотография: портрет ребенка, явно сделанный профессионалом. Чей ребенок? Его?
Он посмотрел бумаги.
— Ничего нет. А, погоди, вот ее календарь… Анна, вы договорились на следующую субботу! Ты пришла на неделю раньше.
Бог мой, какой же я выгляжу дурой! А деньги Джозефу нужны к среде.
— Анна, бедняжка, как нескладно получилось. Все уехали на неделю к кузине Бланш. Там большое семейное торжество. И миссис Монахан поехала, и Дейзи. Дейзи — новая горничная, она пришла после тебя.
Оказывается, она забыла его голос. Низкий, густой, словно виолончель.
— Анна, может быть, я могу помочь? О чем ты хотела поговорить с мамой?
— Я хотела просить ее одолжить нам денег.
— Вот как? У вас неприятности? Садись же, расскажи, что случилось.
— Но я вас задерживаю. Вы же в пальто, вы собирались уходить.
— Значит, я сниму пальто. Я заскочил домой на минутку, за этим свертком. На дневной поезд я вполне успею.
Она рассказала историю Джозефа, рассказала о его мечте. Рассказ получился коротким. В доме было очень тихо. Это дом-крепость, надежная и неприступная, отгороженная от любых невзгод. И неприступность ее незаметна, смягчена коврами, шелками, подушками…
На его лицо она не глядела.
— Я не хотела ни о чем просить! — воскликнула она вдруг почти зло. — С какой стати вы дадите две тысячи совершенно незнакомому человеку?!
Он улыбнулся. Неужели глаза могут так сиять? Ни у кого больше нет таких живых и глубоких глаз.
— Ты права. Но я дам твоему мужу эти деньги. По той простой причине, что я хочу их дать.
— Хотите?
— Да. Ты очень храбрый, мужественный человек. Я хочу сделать это для тебя.
Он достал из кармана чековую книжку, взял ручку. Как же просто, как небрежно можно жить, как легко властвовать над чужой жизнью!
— Как зовут твоего мужа?
— Джозеф. Джозеф Фридман.
— Так, две тысячи долларов. Отдай ему, пускай подпишет вот здесь. И отправь на мое имя. Или нет, лучше сюда, на мамино имя. Я уверен, она бы тебе тоже не отказала.
— Я даже не знаю, как благодарить…
— Да никак не надо.
— Мой муж будет так рад. Он, мне кажется, и не надеялся. Просто цеплялся за последнюю соломинку… Но нам больше не у кого попросить, мы никого не знаем.
— Да-да, конечно.
— Он очень хороший человек. Очень честный, порядочный человек, поверьте! — Чего это она разболталась?.. — Ой, я глупости говорю, да? Какая женщина скажет, что ее муж нехороший и непорядочный?
Он засмеялся:
— Ну, во всяком случае, такую женщину встретишь нечасто. Надеюсь, эти деньги вам помогут.
Поднимаясь по лестнице, Анна расстегнула жакет. Теперь она заметила, что взгляд его скользнул к вороту ее блузки, спустился по кружевной вставке меж грудей. Надо встать, поблагодарить еще раз, повернуться к двери. Но она не шевельнулась.
— Анна, расскажи про своего мальчика.
— Ему четыре года.
— Похож на тебя?
— Не знаю.
— Рыжий?
— Нет, совсем светлый. Но может быть, с возрастом потемнеет.
— А ты стала еще красивее. Ты об этом знаешь?
— Да?..
Руки безвольно лежали на коленях — не поднять. И когда он опустился возле нее на колени, когда повернул к себе ее голову, ее рот — сил уже не было…
Девять жемчужных пуговок на блузке. Нижние юбки — из тафты и муслина, с голубой кружевной вставкой. Корсет. Нательная сорочка…
Его голос доносился откуда-то издалека, словно из другой комнаты. И обрастал по дороге гулким эхом. Глаза ее были закрыты, руки и ноги тяжелы — густой вязкий мед… Он перенес ее на канапе…