Бессмертник
Шрифт:
— Ее не было дома. Чек выписал сын.
— Анна, было очень тяжело? Скажи честно! Да, конечно, тебе было неловко просить. Но какие добрые, какие порядочные люди! Поверили нам! Ты знаешь, я, честно сказать, не рассчитывал.
— Да. Очень добрые люди.
Он взглянул на нее внимательно:
— С тобой что-то не так? Ты не рада?
— Живот схватило. Съела в городе бутерброд. Видно, масло попалось несвежее.
— Бедняжка! Иди, ложись. Я накормлю Мори и поиграю с ним, чтоб тебя не беспокоил.
Едва он вышел из спальни, Анна тут
Я сойду с ума?
Несколько дней спустя, за завтраком, Джозеф снова долго и пристально всматривался в Анну. Потом с недоумением сказал:
— Я купил дом, думал, ты порадуешься. Ты рада?
— Рада. Очень.
Он погладил под столом ее руку:
— Послушай, ты не потому грустишь, что… что я не ласкаю тебя ночью? Я знаю, мы не были вместе уже несколько недель, но, когда волнуешься, не до того, правда? Виноваты мои заботы, с тобой это никак не связано.
Она зарделась. Ладони стали мокрыми. Боже мой, Боже мой…
— Я тебя смутил, да? Но мы не должны стесняться друг друга, мы муж и жена, это естественно…
— На этот раз вы совсем не так счастливы, — заметил доктор Арндт.
— На этот раз я совсем не так хорошо себя чувствую.
— Все беременности протекают по-разному. Носите с собой в сумке сладкое печеньице и ешьте почаще. Месяца через два все пройдет.
Мудрый, по-отечески заботливый доктор Арндт.
Джозеф купил новехонький «форд», модель Т, за триста шестьдесят долларов.
— Иначе нигде не поспею, надо крутиться, — объяснил он. — Мы с Малоуном должны отремонтировать и продать дом очень быстро. И вперед! На большой рынок недвижимости. Мы скоро так развернемся, вот увидишь! Малоуну я доверяю как самому себе. Честный и умный человек. Мы с ним все делаем вместе.
— Я рада.
— События всегда идут косяком, ты замечала? И плохие, и хорошие. Теперь вот и дом купили, и ребенок еще один будет. Заживем!
— Да.
— А с сентября я уже смогу частями отдавать долг. Я так прикинул: отдам мистеру Вернеру тысячу в первую же выплату. А вообще, как думаешь, может, мне пойти, поблагодарить его лично? Ведь он оказал услугу совершенно незнакомому человеку.
Анна похолодела.
— Такие люди, как он, всегда очень заняты. Достаточно написать письмо.
— Ты считаешь? Ладно, ты, наверно, права. Анна, тебе сегодня по-прежнему плохо?
— Да, ужасно тошнит.
— Может, сходишь к другому врачу?
— Нет-нет, это скоро пройдет.
С кем же поговорить, поделиться?.. Будь мама жива… Но разве я бы осмелилась рассказать матери такое? Боже упаси. Тогда кому? Раввину? С его женой мы, вместе с другими женщинами, ходим по утрам к мяснику и молочнику, она толкает перед собой коляску с очередным младенцем. Доктору Арндту? Он придет принимать роды, а Джозеф будет ждать в соседней
Однажды к ней забежала Руфь. Решили прогуляться до реки: впереди Мори на трехколесном велосипеде, сзади они. Руфь болтала без умолку, перечисляя успехи своих детей. Гарри перескочил через класс, учится по-прежнему лучше всех. У Ирвина деловая голова, пойдет по стопам отца, будет помогать ему на фабрике. Но в семье непременно должны быть девочки, это такая радость, и как же хорошо, что они поступили в школу уже в городе, в приличном месте! Только Сесилечка слишком много весит: ест конфеты целыми днями — не остановишь…
Тяжелый влажный воздух давил точно ноша. Анна дышала с трудом.
— Ой, да ты еле идешь! — заметила вдруг Руфь.
— Нет-нет, все нормально. Послушай, Руфь, ты ведь всякое видела в жизни, я расскажу тебе сейчас одну очень печальную историю… Здесь, неподалеку живет девушка — кумушки судачат о ней с утра до вечера, — ну, в общем, у нее был роман, связь… Мне ее так жаль. Понимаешь, она замужем, и она думает… она знает, что отец ее ребенка — не муж… Представляешь, какой ужас!
— И ты ее жалеешь?! По-моему, она просто шлюха!
— Ну да, конечно, она совершила страшный грех… Но все-таки таких женщин можно пожалеть… Она, бедняжка, сделала ошибку, одну-единственную, а теперь… Я даже не знаю, чем ее утешить…
— Утешить?! Мой тебе совет, держись от нее подальше. Нам такие подруги ни к чему.
— Да она никакая не подруга… Но что с ней станется?
— Это совершенно не твоя забота! Что посеешь, то и пожнешь — пускай сама расхлебывает. Верно?
— Да, пожалуй, ты права.
Новое существо во чреве подрастало, шевелилось. Я должна любить его, мечтать о его появлении, равнодушно думала Анна. Но заставить себя не могла. Бедное, бедное дитя, оно живет во мне, кормится мною, а я его не хочу. Ночь напролет Анна лежала без сна. Пальцы Джозефа разжались — уснул; засыпая, он всегда держал ее за руку. Если б можно было рассказать ему, выплакаться, если б он мог помочь!
Если бы… Но нет, признаваться нельзя. Порой слова правды едва не срывались, и Анна в страхе сжимала губы еще крепче. Слова эти имели свой вкус. И форму, и цвет — кроваво-красные в черной кромешной тьме. Даже звук имели они: тот, которым прорежут, вспорют тишину комнаты.
Ужас пробегал по телу живой и колкий; волоски на руках в ознобе вставали дыбом.
Джозеф говорил:
— Интересно, как воспримет ребенка Мори? Мори, кого ты хочешь — братишку или сестренку? — И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Туг, на углу, квартира освобождается. Пять комнат на втором этаже. Пора нам из этой ямы выбираться. А через годик-другой вообще заживем! Может, и на Вест-Энд-авеню переедем. Чем черт не шутит! По крайней мере, есть за что бороться, а? — Он подкидывал Мори повыше, ловил и, усадив к себе на плечо, спрашивал: — Как, сынок? Хочешь жить на Вест-Энд-авеню? Понравится тебе там?