Бессмертное море
Шрифт:
— Морган? Морган! — закричала она отчаянно, молясь, чтобы он появился, ища признаки жизни. Или крови.
Облако брызг выстрелило в воздух. Тварь извивалась и прыгала. Она увидела длинные челюсти, изогнутый плавник, и сердце ее продолжило биться. Это была не акула. Ее пульс стучал от страха и волнения. Дельфин.
Он поднялся из воды, почти танцуя на ее большой счастливой поверхности, его крупное тело сверкало на фоне неба. Его круглый глаз был глубокого черного цвета с блеском золота.
Узнавание обожгло ее горло,
Дельфин погрузился, яркая оловянная дуга исчезла во взрыве скорости и пены. Она смотрела, замерев, как она мерцала, темнела, расширялась. Море слегка рябило и мелькало.
Она моргнула.
Тень, столь же широкая, как длина лодки, скользила как бумажный змей в глубине. Ее мозг думал. Скат. Магия, чужая, другая, перемещалась с примитивной целью и изяществом, ломая плоскости пространства как птица.
Он прошел вокруг лодки, один раз, второй, подплывая ближе. Один конец плавника скользнул на поверхность, сложенный в ленивом приветствии. Она вдохнула от шока, страха и изумления.
Солнечный свет ударил по воде, полосуя ее узорами света и тени, черным и белым. Она протянула руку.
«В море мы принимаем форму существ моря».
Ее дыхание дрожало. Невозможно. Она сжала руки в кулаки.
Она наблюдала, как тень вырастает больше, чем дельфин, больше, чем лодка, расталкивая воду. Кровь прилила к голове Лиз. Тень выстрела мимо, развивая длину, силу, тело. Лодка закачалась. Черный спинной плавник поднялся, как парус пиратского корабля, рассекая воду, поднимаясь и опускаясь, поднимались и… Косатка.
Белый поблескивал на черном, немного нахальства, вспышка хвоста. Ей должно быть страшно. Она была в ужасе, во рту пересохло, пульс мчался. И еще… Радость, сила, свобода выросли за пределами ее досягаемости, слишком огромные, чтобы понять или охватить. То, что ее разум отказывался принимать, приветствовало ее сердце в трепете и удивлении.
— Морган, — прошептала она. Не вопрос и не предупреждение на сей раз.
Кит сломал границы воды, его движения были как полет, как танец. Белый и черный, темный и яркий, волшебный как ночное небо над Копенгагеном шестнадцать лет назад.
«Я хочу приключение», — сказала она ему тогда.
Она никогда не мечтала ни о чем подобном. Влага украсила ее ресницы бисером. Она чувствовала морскую воду на губах, как слезы или брызги. Соленая вода, источник жизни. Кит упал обратно в море в брызгах пены.
— О. — Она выкрикнула от потери. И тоски. Как если бы он услышал ее зов, холеная черная фигура выросла и стала кружить. Она наблюдала, как он плыл к лодке, глубоко и быстро. Она вздрогнула, крепко вцепившись в борта, когда кит скользнул под нос. Вода вскипела. Забурлила. И Морган появился из моря на другой стороне лодки.
Она посмотрела ему в глаза, золотые глаза, животные глаза, с широкими черными зрачками и без выражения. Ее сердце угрожало
Его большие руки схватились за борт. Между его пальцами что-то мерцало, чистое и яркое как крылья насекомого. Она моргнула, и это исчезло. Он сутулился. В порыве воды размытым движением, он вошел в лодку. Она открыла и закрыла рот бесшумно.
«Как рыба», — подумала она и вздрогнула. — «Плохая аналогия».
Морган сел на скамью напротив ее, его большие, квадратные колени выступали в ее пространство. Ручейки воды бежали по его гладкой коже.
— Ты в порядке.
Вопрос? Наблюдение? Или команда?
— Хорошо. Как… — начала она, ее внимание было приковано к его ногам, лодыжкам, ступням, пальцам. Пальцы. Между его суставами была слабая тесемка, переливающаяся всеми цветами радуги. О, Боже. Она посмотрела на его лицо. Откашлялась. — Как ты?
— Чувствую себя хорошо. Обычно, я не меняю формы так быстро. Опасность потери концентрации слишком велика. Но сегодня я чувствовал себя на якоре. Ты меня держала.
Она сглотнула.
— Это хорошо?
— Да.
— Тогда я рада.
Он изучал ее лицо.
— Ты — замечательная женщина.
— А ты… — Невозможный. Немыслимый. Нереальный.
— Тоже замечательный.
Она жаждала прикоснуться к нему, хотела почувствовать его твердую плоть. Его человеческую плоть. Она сильно сжала руки на коленях.
— Я думала, что у тебя будет хвост, — выпалила она.
— Прошу прощения.
— Ты сказал финфолк. Мерфолк. А в Копенгагене, та статуя, ты сказал… — Она уже не могла вспомнить точно, что он сказал у статуи Русалочки годы назад. — Так или иначе, я думала… — Она жестом показала на его ноги, закованные в мокрые черные джинсы. Избегая смотреть на его ноги.
— А. Нет. Каждый принимает решение быть одним или другим, человеком на земле или существом моря, — объяснил он терпеливо. — В одно и то же время быть в двух формах означает отсутствие контроля. Я выбрал формы наиболее приемлемые для тебя.
— Флиппер, — сказала она, едва различимой горечью в голосе.
Он сузил глаза.
— Дельфины и киты были когда-то наземными млекопитающими. Ближайшие к человеку существа моря.
Она прокрутила его слова в голове, как ребенок, собирающий паззл, пытаясь, чтобы все встало на свои места.
— Что?
— Несколько эр назад, они оставили землю ради океана. Я думал, что это могло бы помочь тебе понять это. Чтобы увидеть их выбор как правильный и естественный.
Ее зрачки сузились. Ее материнские инстинкты проснулись. Она выпрямилась на узком месте.
— Зак — не дельфин. Он — пятнадцатилетний мальчик.
— Уже прошла его первая Перемена.
— Ты не можешь этого знать.
Все в ней отклоняло то, что он говорил. Они говорили о ее ребенке, ее первенце. Но кусочки вставали на свои места.