Бессмертные грехи
Шрифт:
Станислав Викторович Узколобов очнулся в кромешной тьме под взглядом синих глаз Харона. Он мгновенно вскочил в лодке – небольшой рост и коренастое телосложение позволяли ему еще при жизни отличаться ловкостью, но удар веслом по голове уронил его на что-то большое, мягкое и теплое, на чем он и пролежал, испуганный, оставшуюся часть пути.
Когда же пещера озарилась теплыми красками костров Ада, Станислав Викторович разглядел, что лежит на теле своей матери. Он в ужасе снова вскочил на ноги, но
– Что с моей мамой?! – закричал Станислав Викторович, бросившись на Кота, но тот с невозмутимым лицом движением лапы поднял его в воздух.
– Она умерла, – спокойно ответил Кот.
– Что ты с ней сделал?! – дергая ногами и размахивая кулаками в воздухе, продолжал кричать Станислав Викторович.
Господин Кот закатил глаза, сделал взмах свободной лапой, и Жанна Игоревна мгновенно села в лодке.
– Стасик! – на выдохе произнесла она и протянула к сыну руки.
– Мама!
На Кота никто так и не обратил внимания, и он опустил обе лапы. Стас упал обратно в лодку, но тут же поднявшись бросился в объятия матери.
– Сыночек…
– Мама…
Господин Кот обратился к смеющемуся Харону в поисках сочувствия:
– Оживил на секундочку, чтобы она ему рассказала, как они вдвоем баклажанами обожрались, а они лобзаются…
– Нет повести печальнее на свете, – низким басом ответил Харон.
–… чем повесть о плохой матери, – недовольно закончил Кот и взмахнул правой лапой.
Станислав Викторович снова оказался в воздухе и тут же продолжил кричать. Кот прижал уши, зашипел, и крики покойного тут же затихли, хотя шевелить губами и членами он не перестал.
– Слово отравительнице, – чинно сказал Господин Кот, приняв спокойное выражение лица и указывая свободной лапой на мать Узколобова.
– Я? – недоумевающе спросила Жанна Игоревна.
– Ну навряд ли я, – пробасил стоявший за ее спиной Харон.
Жанна Игоревна умоляюще посмотрела на Кота, тот вздохнул:
– Пожалуйста, расскажите обо всем, что помните перед смертью.
Лицо покойной исказилось гримасой ужаса:
– Стасик… – медленно протянула она и посмотрела на болтавшегося в воздухе сына – это все баклажаны.
В ту же секунду Жанну Игоревну подхватили и унесли две тени, похожие на те, которые переправляли Глеба Михайловича, но, как вскоре узнает ее сын, место на поляне было заказано только для него одного… Последнее, что мать успела прокричать сыну перед вечной разлукой: «Стасик, будь хорошим!»
Обратно в лодку Узколобов был спущен совершенно другим человеком. Он плакал, как ребенок, не переставая. Даже когда тени перенесли его на поляну, он сел в том же месте, куда его сбросили, обнял колени руками и горько плакал. Ожидавшие
Дело в том, что за последние полдня они посмотрели в Котле уморительно-познавательный эпизод, который начался с чувства голода, продолжился сомнениями Жанны Игоревны на тему «стоит ли употреблять слегка вздутую банку с консервами собственного производства неизвестной давности» и закончился торжеством жадности.
Узколобов, в отличие от своих бывших жен, и предположить не мог, что погибнет от рук собственной матери, хотя те и пророчили ему это во время обоих разводов. Однако удивительнее всего оказалось то, что ныне покойный совершенно не обратил внимания на собственную смерть. Среди его всхлипываний и причитаний отчетливо прослеживался мотив смерти матери, но про себя он совершенно позабыл. Зоя Васильевна, на правах старосты, подошла к нему, положила каменную руку на плечо и сказала:
– Ну, ну, полно, это же не конец.
– Это для меня не конец, – всхлипывая отозвался Стас.
Зоя Васильевна посмотрела на Глеба Михайловича, ища поддержки, но тот лишь пожал плечами.
– Я думаю, он понял, что умер, – заметил Александр Ильич, – просто не придает этому значения, дадим ему время.
– Только не посреди поляны, – нервно заметил Глеб Михайлович, – не терплю истерик.
Сказав это он огляделся и заметил фамилию «Узколобов», появившуюся на клети между своей и Александра Ильича. Глеб Михайлович закатил глаза:
– Надеюсь, они звуконепроницаемые.
Втроем они помогли Узколобову подняться и, держа под руки, отвели в его клеть. Когда дверь за Стасом закрылась, Зоя Васильевна посмотрела на мужчин и недоумевающе спросила:
– Что с ним? Я ожидала совершенно другого.
– И я, – растерянно сказал Глеб Михайлович.
– Не изволите ли звание нытика с меня снять, – шутливо обратился к ним Александр Ильич, – тут у меня явный конкурент.
Все трое снова засмеялись и немного расслабились.
XI
Работа участковым терапевтом в России наложила отпечаток на характер Лолиты Адольфовны. Она всей душой возненавидела глупых людей и лестницы. Если с первым все понятно, то второе, читатель, я поясню. Контингент людей, вызывающих на дом врача из поликлиники, частично должен быть понятен на примере Зои Васильевны и Глеба Михайловича. Прошу отметить, что в девяноста два года Королев, при всех недостатках своего поведения, умирая от неизлечимой болезни, продолжал ходить своими ногами, хотя вполне мог объявить себя лежачим и каждый день вызывать врача на дом, а тот был бы обязан приходить. Цитируя заведующую поликлиникой: «Вызов должен быть обслужен».