Бессмертный воин

Хендрикс Лиза

–  Должны были, муж, - пробормотала Алейда, и когда Иво открыл глаза, она была тут как тут, встретила его таинственным и проницательным взглядом, невинностью в нём и не пахло.
– Вы должны думать об этом во всех подробностях.

Затем она откатилась и приготовилась спать, оставив Иво одного на его стороне кровати, чтобы именно этим он и занялся.

Во всех подробностях.

Алейда тщетно пыталась соблазнить мужа.

После той первой ночи, Иво принялся за старое, таская с собой Бранда каждый вечер, когда тот соизволял

появиться, и засиживался за шахматами, пока Алейда едва не лишалась сил от изнеможения. Один раз случилось ему лечь в постель, пока она еще не спала, но попытки её не увенчались успехом.

–  Я только лягу, как он уже на мне, - сказала одна из деревенских женщин, когда Алейда повернула разговор на тему мужчин.
– Дай ему лишь мельком глянуть на мои титьки - и он сразу готов, - произнесла другая. А третья заметила: - У моего Дигмунда быстрее всего твердеет от непристойных разговорчиков.

«Пффф». Она едва не лежала вчера на Иво, покачивая грудью перед самым его носом, говорила с такими намеками, что диву давалась, как не покраснела. Он был таким твердым, что сошел бы за палаточный шест у них в постели - но все равно оттолкнул ее. Да ни один священник так свято не хранил себя от женщин, как её муж хранил себя от неё. Только грудью и смелыми речами тут явно не обойтись.

И вот однажды, после обеда, она отвлекла Беату штопкой, забрала у Освальда Тома и отправилась с ним и Хадвизой на прогулку, которая после некоторых блужданий привела к Мейрвин.

Они нашли целительницу в её владениях, разговаривающую с рябиновым кустом, что рос у дверей. Она, не оборачиваясь, подняла вверх палец, призывая к тишине. Через мгновение Алейда заметила дрозда-дерябу, который, задрав кверху коричневую головку, сидел в ветвях.

–  Она говорит с птицей!
– воскликнула Хадвиза.

–  Тише, - шикнула Алейда, но было уже поздно.

Птица недовольно затрещала и улетела прочь. Мейрвин с улыбкой обернулась.

–  Боюсь, мы спугнули его, - произнесла Алейда.

–  Он вернется. Приветствую вас, миледи. Полагаю, вы хотите войти.

Алейда кивнула и повернулась к Тому и Хадвизе:

–  Займитесь чем-нибудь полезным и держитесь подальше от хижины - у меня личный разговор.

Мейрвин провела её внутрь и усадила за стол, на котором рядом с нарезанным хлебом и сыром стояла кружка эля.

–  Кажется, ты всегда знаешь о моём приходе.

–  Я слышу, как вы идёте, миледи.

–  Неужели я создаю столько шума?

–  Вы разговариваете со своими слугами, а мне всегда приятно слышать ваш голос. Я уже вышла вас встречать, когда прокричал дрозд.

–  И что он должен был сегодня сообщить?

Улыбка Мейрвин говорила о тайне за семью печатями.

–  Кое-что я уже знала. Истинный вопрос в том, что вы должны сказать мне, миледи. Или скорее спросить?

–  Я… - в ответственный момент Алейда вдруг засомневалась.
– Я пришла поблагодарить тебя за заботу о сэре Бранде.

–  Меня уже поблагодарили, и теперь я начинаю чувствовать смущение.

–  Тем не менее, я хочу принести и свою благодарность.

–  И я с удовольствием

её принимаю, но вы здесь не ради сэра Бранда.

–  Нет.
– Алейда изучала крошки на хлебной доске, пока Мейрвин не произнесла: - Миледи.

–  Я не знаю, с чего начать.

–  Давайте начнем с ребенка.

Алейда подскочила от неожиданности. Беременность была ещё не заметна, в том не было сомнений:

–  Как…?

Мейрвин только засмеялась:

–  Вы светитесь этим, миледи. Нескольких недель я видела знаки и только ждала, когда узнаю имя счастливицы. Услышав, как вы идёте, я всё поняла. Чего же я не понимаю, так это зачем вы пришли ко мне, когда у вас есть Беата.

–  Убедиться и… - Ребёнок! В устах Мейрвин это известие зазвучало по-новому. Слезы снова застали Алейду врасплох, она их еле сдерживала и только через минуту справилась с собой.
– Понять, во-первых, что делать с этим. Со слезами.

–  Выплачьте их. Это все, что я знаю.

–  Порой я могла бы плакать целый день напролёт, даже когда счастлива. Это если меня не разберёт смех, который едва ли лучше.

–  Ваше тело свыкнется с ребенком, и всё пройдёт, как и тошнота.

Ребенок! Алейда кивнула, продолжая бороться с комом в горе:

–  Она, по крайней мере, начинает отпускать.

–  Хорошо. Все это признаки того, что малыш силен, но когда они проходят - испытываешь облегчение. А теперь второе, - подталкивала Мейрвин и, увидев озадаченную Алейду, продолжила: - Вы сказали: «Во-первых, со слезами». Что же во-вторых?

«Во-вторых». Алейда вскочила от смущения и принялась кружить по тесной комнатушке, трогая глиняные горшки и сухие травы, обращая внимание на всё подряд, лишь бы не думать о том, что должна спросить.

–  Миледи, чтобы это ни было, ответа на моих полках вы не найдёте.

–  По правде говоря, может, и найду, сама того не ведая, - вздохнула Алейда и вернулась к столу.
– Я… я не знаю, как спросить об этом. Мне нужно… что-то, что заставило бы моего мужа любить меня. Или, по крайней мере, делить со мной ложе.

Мейрвин посмотрела на ее живот:

–  В этом деле вы, несомненно, преуспели, миледи.

–  Лишь однажды, - сказала Алейда и тут же выложила всю историю: от странных исчезновений мужа до еще более странного его нежелания спать с ней снова. Было настоящим облегчением наконец выговориться кому-то, тем более что Мейрвин слушала с сочувствием, расспрашивала и понимающе кивала.

–  Не хочу терзать вас, миледи, но, может, он находит удовольствие где-то на стороне?

–  Некогда и я так думала, но теперь… Я уверена только в одном, что со мной он его не находит, - Алейда встала и снова зашагала по комнате.
– Ночи становятся короче, и он все меньше и меньше времени проводит дома. Лето почти на носу, скоро наступит пора, когда солнце, не успев закатиться, уже снова будет всходить. Если в ближайшее время я не завоюю его, иной возможности больше не представится, так как вскоре из-за ребенка я вообще не смогу ничего сделать. А потом, когда я оправлюсь, боюсь, будет уже слишком поздно.