Бессмысленная маска
Шрифт:
Хотя глайфа никогда не намекала на это, Рамстан чувствовал, что в яйце скрывается мир, так же густо населенный, как дюжина планет, вместе взятых. Внутри этого белого вместилища происходило бурление, брожение. Порою ему представлялось гнездо, битком набитое извивающимися и шипящими змеями, порою — множество ангелов на кончике иглы, а порою — змеи с ангельскими крылышками.
Много раз он воображал крошечное солнце, висящее в центре полого яйца. Оно сияло глубоко под округлой поверхностью, таящей бесконечное множество живых скульптур, намного более притягательных и интересных, чем те, что на поверхности.
Почему ему виделся там именно старичок, почему не старушка или не представитель негуманоидной расы — самец, самка, гермафродит, или кто там еще?
Рамстан полагал, что знает причину. Взрослый склонен использовать мысленные образы, усвоенные в детстве. Он получил воспитание и образование в мусульманской секте, достаточно ортодоксальной, за исключением того, что в центре ее верований находился загадочный аль-Хизр Зеленый, о котором говорилось, без упоминания имени, в восемнадцатой суре Корана.
Но аль-Хизр был персонажем арабского фольклора задолго до того, как Мухаммед стал Голосом Аллаха. Ученые полагали, что это на самом деле был Илия, иудейский пророк. И вправду, о них рассказывали множество сходных историй, и очень часто они отождествлялись друг с другом в сознании людей. Однако в конце двадцатого века ученые установили, что легенды об аль-Хизре были известны еще до того, как Илия родился.
Рамстан не знал, что истинно в историях о Зеленом, да это его и не волновало. Ребенком он верил, что воистину существовал некто бессмертный, наделенный магической силой. Но повзрослев, он решил, что аль-Хизр был одним из легиона фольклорных персонажей, не более реальным, чем Мулла Насреддин, Пол Баньян или Синдбад Мореход. Рамстан также осознал, что хизриты присоединили к легендам об аль-Хизре многие элементы из сказаний о другой загадочной личности мусульманских легенд, Локмане.
Но хотя разум Рамстана и отказывался верить легендам, его эмоции, то, что в нем осталось от детских лет, готовы были вызвать образ Зеленого, если их побудят к этому соответствующие стимулы. Внутри его, так же как, согласно причудам воображения, внутри яйца, странствовал по львиножелтым, населенным львами пустыням старец — старец из Мельхиседека, бывший до Мухаммеда, до Каабы, до Мекки — современник Измаила, который был «как дикий осел среди людей», когда тот стал уже дряхлым прапрапрадедом, бормочущим что-то об Ибрагиме и Хагаре, и любви своей юности, божественной Ашдар. Взрослый Рамстан расценивал аль-Хизра как миф, символическую фигуру, или как архетип, живущий только в мечтах.
Но была одна встреча — если она была, — приводящая в недоумение и беспокойство, встреча, которую он не мог забыть.
Он был третьекурсником космической академии в Сириус-Пойнт, Австралийский округ, и стал к тому времени питчером-звездой. В тот день на девятом иннинге в матче против команды Токийского университета счет был 6. 6, и он уже выбил двух человек. Следующим был Джимми Икеда, лучший бэттер токийцев. Дашонин Смит уже выбыл вторым. И вот когда Рамстан уже примеривался, чтобы послать первый мяч в Икеду, его остановили. Посыльный передал ему приказ немедленно явиться в кабинет командира академии.
Рамстан был в бешенстве, но потом испугался. Еще несколько минут назад командир сидел в первом ряду секции, зарезервированной для высших офицеров. Теперь его там не было. И что настолько серьезное
Рамстан мог подумать только об одном. Он не мог вымолвить ни слова, когда, как был, в спортивной форме, ворвался в кабинет командира.
— Ваш отец умер, — сказал командир. Через минуту на экране связи появилось печальное лицо матери Рамстана, она заплакала и сказала, что причиной смерти отца был сердечный приступ. Отца хотели доставить в госпиталь, который находился всего в полукилометре вниз по коридору здания-города. Но отец настоял, чтобы его отвезли домой, и сейчас он лежал в своей постели.
Полчаса спустя Рамстан уже был в шаттле, летящем в Новый Вавилон. Восемьдесят минут спустя после посадки в шаттл он уже был на двадцатом этаже, где размещался университет и квартиры преподавателей.
Открывая дверь в квартиру родителей, он обнаружил, что ему мешает войти некто, собравшийся выйти Этот некто был — или была — высокого роста, лишь на полголовы ниже Рамстана. Под зеленым капюшоном скрывалось старческое лицо, все в глубоких морщинах, губ не было, словно незнакомец сжевал их в какие-то давние тяжкие времена. Нос был длинным и острым, словно заточенным на беспощадном точиле. На костлявом подбородке торчали несколько длинных волосков. Под нависшими бровями были очень широко посажены необычайно большие глаза, цвет которых в тени капюшона невозможно было определить. Тело и ноги скрывались под широкой зеленой мантией, из-под которой торчали морщинистые пятнистые ступни в сандалиях. Одна рука прижимала к боку очень большую черную книгу, старинный печатный фолиант, коллекционный предмет. Рука закрывала часть надписи на обложке — крупный арабский шрифт.
В любое другое время Рамстан непременно бы обратил все свое внимание на древнюю персону и его — или ее — старомодное одеяние. Но сейчас, подождав, пока незнакомец выйдет, он поспешил в квартиру, где толпились родственники и друзья.
Они читали суру «Ясин», пока он проталкивался в спальню, где на подушке покоилось все еще не закрытое сухощавое орлиное лицо отца.
«Когда Мы послали к ним двоих, и они отвергли обоих, Мы послали еще и третьего, и они сказали: „Мы посланы к вам“.
Они же ответили: „Вы смертные, как и мы. Милосердный не посылал ничего. Вы лжете“».
После похорон Рамстан спросил у матери:
— Кто был тот старик, который вышел, когда я входил?
К тому времени он решил, что незнакомец был мужчиной.
— Какой старик?
— Он выглядел так, словно жил сто лет назад. Он был одет в зеленую мантию с капюшоном и нес в одной руке огромную черную книгу.
— Я не видела его, — сказала мать. — Но столько людей пришло оплакать твоего отца. Должно быть, это был его друг.
Вдруг она задохнулась, прижала руку к губам, глаза ее расширились:
— Старик в зеленых одеждах и с черной книгой под мышкой! Аль-Хизр!
— Не говори глупостей.
— Он приходил, чтобы вписать имя твоего отца в свою книгу!
— Чепуха!
Рамстан сразу же должен был уехать, чтобы успеть на шаттл, летящий в Сириус-Пойнт. Но следующим вечером ему позвонила мать.
— Сын, я расспрашивала всех, кто был там, когда умирал твой отец, и никто не видел старика в зеленом с большой черной книгой. Ты был единственным, кто видел его! Теперь ты веришь, что это был алъ-Хизр? И раз уж только ты видел его, должно быть, это знак! Я надеюсь, к добру!