Бессонница (др.перевод)
Шрифт:
Он хотел, чтобы этот спектакль закончился. И не только спектакль. Когда он сидел у окна, закрывая лицо руками, он хотел, чтобы закончилось все-все. В первый раз за все двадцать пять тысяч дней своей жизни Ральф Робертс хотел умереть.
Глава 9
На стене тесной каморки, которая была у Джона Лейдекера вместо рабочего кабинета, висел плакат, купленный, вероятно, в одном из окрестных видеосалонов за пару долларов. На плакате был изображен диснеевский слоненок Дамбо, парящий в небе на своих огромных волшебных
– Очень мило, – заметил Ральф.
Лейдекер рассмеялся.
– Ну да, но не слишком политкорректно, правда?
– Я думаю, это еще мягко сказано. – А вот интересно, подумал Ральф, что бы сказала об этом плакате Каролина, не говоря уже об Элен. Был понедельник, прохладный и сумрачный день; они с Лейдекером только что вернулись из здания суда, где Ральф давал показания о своей незабываемой встрече с Чарли Пикерингом. Вопросы ему задавал помощник окружного прокурора. Ральфу показалось, что этот молодой человек даже бриться начнет еще очень нескоро, не говоря уже об остальном.
Лейдекер пошел в суд вместе с ним, как и обещал; он сидел в уголке и молчал на протяжении всего допроса. А его обещание угостить Ральфа кофе оказалось всего лишь фигурой речи – потому что ту жутковатого вида коричневую бурду, которую выплюнул автомат в углу комнаты отдыха на втором этаже Полицейского управления, назвать кофе было никак невозможно, даже с большой натяжкой. Ральф с опаской отпил маленький глоточек и очень порадовался, обнаружив, что на вкус это чуть-чуть получше, чем на вид.
– Сахар? Сливки? – спросил Лейдекер. – Может быть, пистолет – пристрелить эту гадость, чтобы не мучилась.
Ральф улыбнулся и покачал головой.
– Ничего, пить можно… хотя моему мнению доверять нельзя. С прошлого лета я перешел на две кружки в день, так что теперь для меня любой кофе хорош.
– Ага, у меня та же история с сигаретами: чем меньше курю, тем лучше они на вкус. Вредные привычки – такая зараза. – Лейдекер достал свою коробочку с зубочистками, вынул одну и засунул в уголок рта. Потом он поставил свою кружку прямо на системный блок компьютера, подошел к плакату с Дамбо и начал вытаскивать кнопки, которыми он был пришпилен к стене.
– Если из-за меня, то не стоит, – сказал Ральф. – Это же ваш кабинет.
– Нет, не мой. – Лейдекер оторвал от плаката фотографию Сьюзан Дей, смял ее и выкинул в мусорную корзину. Потом скрутил плакат в трубочку.
– Да? А тогда почему на двери ваше имя?
– Имя мое, но кабинет ваш. Ваш и ваших товарищей-налогоплательщиков. А также всяких придурков из новостей, которым вполне может стукнуть в голову побродить здесь в поисках сенсаций; а если этот плакат появится в новостях «Ровно в полдень», мне будет очень невесело. Я забыл его снять, когда уходил в пятницу вечером, а в выходные меня почти не было на работе – очень редкий случай, надо заметить.
– Я так понимаю, это не вы его тут повесили? – Ральф уселся в маленькое кресло, предварительно убрав с него какие-то бумаги.
– Неа. Мои коллеги устроили в пятницу вечером вечеринку, специально для меня. Пироги, мороженое и подарки. – Лейдекер порылся в столе и достал скотч. Он аккуратно заклеил плакат, так, чтобы тот не развернулся, посмотрел сквозь него на Ральфа, как в
– М-да, а по какому поводу, можно полюбопытствовать? Кажется, дня рождения у вас не было?
– Неа. – Лейдекер сплел пальцы, похрустел суставами и вздохнул, глядя в потолок. – Отмечали мое назначение на спецзадание.
Ральф увидел голубые вспышки ауры вокруг лица и плеч Лейдекера, и ему все сразу стало ясно.
– Это Сьюзан Дей, да? Вас назначили обеспечивать ей безопасность во время ее визита в город.
– Все правильно. Конечно, тут будет и государственная полиция, но они настоящие тормоза, когда дело касается ситуаций, подобных нашей. Будет еще ФБР, но они, как правило, только и делают, что ошиваются где-то поодаль, фотографируют и подают друг другу какие-то тайные знаки.
– Но у нее же есть и своя охрана?
– Да, но я не знаю, на что конкретно они способны. Я говорил с их главным сегодня утром. Вроде толковый парень, но все равно нам придется ввести в дело и своих ребят. Пятерых из них, согласно приказу, я получу в пятницу утром. Потом еще я, и еще четверо добровольцев, которые по идее должны вызваться сами, как только я попрошу. Цель такова… минутку… вам понравится… – Лейдекер порылся в бумагах у себя на столе, нашел ту, которую искал, и прочитал с выражением: – «Обеспечить присутствие и высокую видимость».
Он бросил бумажку на стол и усмехнулся, но усмешка вышла невеселой.
– Другими словами, если кто-нибудь попробует застрелить эту суку или облить ее кислотой, нам нужно, чтобы Лизетт Бэнсон и остальные телепридурки запечатлели документально, что мы при этом присутствовали. – Лейдекер посмотрел на свернутый плакат, лежащий в корзине.
– Я смотрю, вы ее не любите. Но ведь вы ее даже не видели.
– Я не просто ее не люблю, Ральф, я ее ненавижу, мать ее за ногу. Слушайте: я католик, моя добрая матушка была католичкой, мои дети – если они у меня будут – все станут алтарными служками в церкви Святого Джо. Круто, да? Католичество – это круто. Сейчас нам даже можно есть мясо по пятницам. Но если вы думаете, что из-за своего вероисповедания я ратую за запрещение абортов, вы ошибаетесь. Видите ли, я католик, которому приходится общаться с парнями, которые избивают своих детей резиновыми шлангами и толкают их с лестниц после бурных ночей, проведенных за рюмкой старого доброго ирландского виски в сентиментальных слюнях и соплях по поводу своих матерей.
Лейдекер полез за пазуху, достал маленький золотой медальон, положил его на ладонь и показал Ральфу.
– Матерь Божья, дева Мария. Я ношу это с тех пор, как мне исполнилось тринадцать. Пять лет назад я арестовал человека, у которого был точно такой же медальон. Он только что сварил заживо своего двухлетнего приемного сына. Это правда. Парень поставил на огонь большой котел с водой, и когда она закипела, вытащил ребенка из кроватки и опустил в котел вниз головой, как омара. Почему? Потому что ребенок писался в кровать, сказал он на допросе. Я видел тело, и скажу вам: после такого все фотографии этих ублюдочных борцов за жизнь с изображениями вакуумных абортов выглядят очень даже терпимо.