Бессонница
Шрифт:
«Я тебя понимаю, Ральф, но все равно сомневаюсь», — произнес внутренний голос.
— Ральф! Ральф!
Голос Луизы звучал одновременно встревоженно и легкомысленно.
Ральф оглянулся как раз вовремя, чтобы заметить, как дверной карниз палаты N315 промелькнул мимо ее плеча… Только не дверь опускалась, это Луиза поднималась вверх. Все они поднимались вверх, держась за руки.
И едва Ральф понял это, как ощущение внезапной тошноты, острое, словно лезвие ножа, заволокло пеленой его глаза. Быстро промелькнули узкие трубы, бывшие, скорее всего, частью
Ральф услышал, как Луиза вскрикнула и сильнее сжала его руку.
Ральф инстинктивно зажмурился, ожидая, что каталка снесет ему половину черепа. Клото: Успокойтесь! Пожалуйста, не волнуйтесь! Помните, эти вещи существуют на ином уровне реальности, отличном от того, на котором сейчас находимся мы!
Ральф открыл глаза. Каталка исчезла, хотя он и слышал поскрипывание колес. Звук доносился сзади. Каталка, как и приятель Мак-Говерна, прошла сквозь него. Теперь они медленно левитировали над коридором детского отделения — стены украшали изображения сказочных персонажей. Доктор и медсестра, идущие им навстречу, обсуждали чей-то диагноз:
— …последующие анализы покажут, но будь мы уверены хотя бы на девяносто процентов… Доктор прошел сквозь Ральфа, и тот сразу понял, что врач снова тайком закурил после пяти лет воздержания и теперь испытывает угрызения совести.
Посмотрев вниз, Ральф увидел, как сквозь кафельный пол просачиваются его ноги. Он повернулся к Луизе и натянуто улыбнулся:
— Почище любого лифта, а?
Луиза кивнула, по-прежнему крепко сжимая его руку.
Они миновали пятый этаж, пролетели комнату отдыха для врачей на шестом (двое врачей — нормального роста — отдыхали, один читал, другой дремал на диване), а затем оказались на крыше.
Ночь стояла ясная, безлунная, величественная. Звезды сияли расточительным, размытым потоком света. Дул сильный ветер, и Ральф согласился с утверждением миссис Перрин, что бабье лето кончилось. Он слышал завывание ветра, но не чувствовал его порывов… Хотя мог почувствовать, если бы захотел. Все дело в правильной концентрации… От этой мысли Ральф почувствовал незначительное изменение, происшедшее внутри него, — как будто что-то мигнуло. И внезапно волосы взметнулись со лба, а штанины брюк захлопали о голени. Он поежился. Миссис Перрин оказалась права и в том, что погода меняется. Внутри Ральфа снова мигнуло, и порывы ветра прекратились. Он взглянул на Лахесиса:
— Теперь можно отпустить вашу руку?
Лахесис кивнул и отпустил руку Ральфа. Клото отпустил руку Луизы. На западе Ральф увидел пульсирующие голубые огоньки взлетно-посадочных полос аэродрома. Позади оранжевым светом дуговых фонарей полыхал острый выступ Кейп-Грин, одной из новостроек на другом берегу Барренса. А чуть восточнее аэропорта тянулась ниточка Гаррис-авеню.
— Красиво, не правда ли, Ральф?
Ральф, согласно кивнув, подумал, что зрелище сверкающего
Ральф повернулся к Клото и Лахесису:
— Ладно, объясните, кто вы, кто он и что вам нужно от нас.
Два лысоголовых доктора стояли между двумя огромными вентиляторами, выбрасывающими в воздух лилово-коричневые потоки. Они нервно переглянулись, а затем Лахесис еле заметно кивнул. Клото выступил вперед, переводя взгляд с Ральфа на Луизу, как будто собирался с мыслями.
Очень хорошо. Во-первых, вам следует осознать, что, хотя все происходящее и кажется неожиданным и тревожным, на самом деле не выходит за рамки естественного. Я и мой коллега делаем то, что предназначено нам;
Атропос поступает так, как следует действовать ему; вы же, мои дорогие Смертные, будете делать то, что положено вам.
Ральф горько улыбнулся:
— В этом, я полагаю, и заключается свобода выбора?
Лахесис: Не следует так думать! Просто то, что вы называете свободой выбора, является составной частью того, что мы называем великим круговоротом существования.
Луиза: — Мы смотрим словно сквозь темную пелену… Вы это имеете в виду?
Клото, улыбаясь юношеской улыбкой:
Изречение из Библии? Отлично сказано.
Ральф: — И очень удобно для таких парней, как вы, но оставим это пока. У нас есть поговорки, и не имеющие отношения к Библии, джентльмены, но тоже неплохие, например: «Не надо подслащивать пилюлю». Надеюсь, вы запомните.
Однако Ральфу показалось, что он требовал слишком многого.
Клото говорил очень долго. Ральф не знал, сколько времени прошло, потому что на этом уровне временная протяженность была иной — более сжатой.
Временами в речи Клото вообще отсутствовали слова, вербальные термины заменялись простенькими яркими образами, как в детских ребусах. Ральф предполагал, что они пользовались приемами телепатии, что уже было удивительно само по себе, но в процессе общения это казалось естественным, как само дыхание.
Иногда слова и образы терялись, прерываемые паузами недоумения:
— Но даже тогда Ральф обычно улавливал смысл того, что пытался объяснить Клото, и ему казалось, что Луиза понимает скрытое в этих обрывах даже лучше, чем он сам.
Во-первых, в той области существования, в которой обитаете вы, имеются лишь четыре константы жизни накладывающиеся одна на другую. Эти четыре константы таковы: Жизнь, Смерть, Предопределение и Слепой Случай.
Для вас все четыре слова несут свой смысл, но теперь ваше представление о Жизни и Смерти слегка изменилось, не так ли?
Луиза и Ральф смущенно кивнули.
Лахесис и я — посланцы Смерти. Это делает нас фигурами, вселяющими ужас в Шот-таймеров; даже те, кто делает вид, что принимает нас и нашу задачу, испытывают страх. Нас иногда изображают в виде скелетов или чудовищ в балахоне с капюшоном, прикрывающим лицо.