Бессонница
Шрифт:
Ральф тихо заговорил, цедя слова сквозь зубы, словно узник, обсуждающий условия побега с сокамерником в одном из старых фильмов. — Подними голову. Мы и так привлекаем к себе внимание.
Ему показалось на миг, что Луиза не в состоянии выполнить его просьбу… Но она справилась с собой и подняла голову. Луиза в последний раз посмотрела на кустарник, растущий вокруг стен, — невольное движение страха, — а затем решительно повернулась к Ральфу, только к Ральфу.
— Ты заметил следы присутствия Атропоса, Ральф? Ведь именно поэтому мы здесь. Чтобы… Напасть на его след?
— Наверное. Честно говоря, я еще не присматривался —
— Ладно, — решила Луиза. — Я пойду попрошу автограф у Конни Чанг и постараюсь выглядеть как можно простодушнее и глупее. Ты это переживешь? — Да.
— Отлично. Потому что тогда, если они и будут смотреть на кого-то, то только на меня.
— Неплохо придумано.
Ральф еще раз взглянул на Джона Киркленда и женщину-продюсера.
Теперь они обсуждали возможности прямого эфира, абсолютно не ощущая того, что на их лицах копошатся неуклюжие трилобиты. Один из них, например, медленно вползал в рот Джону Киркленду.
Ральф поспешно отвернулся, позволяя Луизе увлечь себя к тому месту, где рядом с Розенбергом стояла мисс Чанг. Он заметил, как эти двое посмотрели на Луизу, а затем переглянулись. Взгляд на одну треть состоял из удивления, а на две трети из смирения — а, вот и одна из них! — Луиза крепко сжала ему руку, как бы говоря: «Не обращай на меня внимания, Ральф, занимайся своим делом, а я займусь своим».
— Простите великодушно, ведь вы Конни Чанг? — поинтересовалась Луиза обворожительным тоном любопытной сплетницы. — Я увидела вас здесь и сказала Нортону: «Неужели это именно та женщина, которая выступает в программе новостей вместе с Дэном Ратером, или, может, я сошла с ума?» А потом… — Да, я Конни Чанг, мне очень приятно, я готовлюсь к вечерним съемкам, так что не могли бы вы извинить…
— Конечно, конечно, я даже и не мечтала о том, чтобы поговорить, только об автографе — небольшом росчерке пера, — потому что я самая большая ваша поклонница, по крайней мере в штате Мэн.
Мисс Чанг взглянула на Розенберга. Тот уже держал ручку наготове так отлично вымуштрованная медсестра подает хирургу следующий инструмент еще до того, как он назовет, что именно ему нужно. Ральф сконцентрировался на площадке перед Общественным центром и немного поднялся в восприятии окружающего.
Поначалу он был поставлен в тупик, увидев перед входной дверью полупрозрачную черную субстанцию. Дюйма два высотой, она походила на некую геологическую формацию. Однако этого не могло быть… Если бы то, на что он смотрел, было реальным (реальным на уровне Шот-таймеров), субстанция мешала бы открывать дверь, а этого не происходило. Пока Ральф смотрел, двое телевизионных техников прошли сквозь это вещество, словно оно было не более эфемерным, чем стелющийся по земле туман.
Ральф вспомнил энергетические отпечатки следов, оставляемых людьми — тех, напоминающих схемы танцевальных па из самоучителя Артура Мюррся, и все понял. Следы таяли, словно сигаретный дым… Вот только на самом деле сигаретный дым не исчезает, он остается на стенах, окнах, легких. Очевидно, человеческие ауры тоже оставляют свой
«Не трать время на ерунду, любимый, — помни о деле».
А рядом Конни Чанг ставила автограф на сентябрьском счете за электричество. Ральф рассматривал шлаковый осадок на цементной скатерти перед входной дверью в поисках следов Атропоса — скорее запаха, чем видения, того неприятного мясного духа, который окружал лавку мистера Хьюстона во времена детства Ральфа.
— Спасибо! — бормотала Луиза. — Я сказала Нортону: «Она выглядит так, как в телевизоре, словно маленькая китайская куколка». Это мои слова, слово в слово.
— Очень приятно, — ответила Чанг, — но мне пора вернуться к работе. — Конечно, конечно. Передайте от меня привет Дэну Ратеру, пожалуйста.
Скажите, что я восхищаюсь им.
— Обязательно. — Кивая головой и улыбаясь, Чанг вернула ручку Розенбергу. — А теперь, извините нас…
«Если оно и здесь, то находится выше, чем я, — подумал Ральф. — Мне следует подняться еще немного».
Да, но не мешает соблюдать осторожность, и не только потому, что время превратилось в драгоценность. Просто если он проскользнет слишком высоко, то исчезнет из мира Шот-таймеров, а такое событие может отвлечь даже телевизионщиков, поглощенных подготовкой к вечернему митингу… По крайней мере, на какое-то время.
Ральф сконцентрировался, но когда безболезненный внутренний спазм произошел на этот раз, он скорее походил на мягкие взмахи хлыста, чем на жесткие. Краски безмолвно расцвели; все вокруг выступило на авансцену в восхитительном сверкании. Но все цвета подавлял своей мощью черный тон савана — это было полнейшим отрицанием. Депрессия и ощущение истощения вновь обрушились на Ральфа, острием вонзаясь в сердце. Он понял, что если здесь, наверху, у него есть дело, то лучше как можно быстрее выполнить его и спрыгнуть вниз на уровень Шот-таймеров, пока силы полностью не оставили его.
Ральф вновь взглянул на двери. Мгновение там не было ничего, кроме тающих аур таких же Шот-таймеров, как и он… А затем то, что он видел, внезапно словно проявилось — так проступает тайное послание, написанное симпатическими чернилами и прогретое над огнем. Он ожидал увидеть нечто, запахом и видом напоминающее гниющие отбросы на заднем дворе лавчонки мистера Хьюстона, но реальность оказалась еще хуже — скорее всего, из-за неожиданности. На самих дверях виднелись следы, похожие на кровянистую слизь, — возможно, отпечатки, оставленные пальцами Атропоса, — и отвратительная огромная лужа той же субстанции, впитываемая тающими аурами перед входными дверями. Было нечто столь ужасное столь чужеродное — в этом веществе, что по сравнению с ним цветные жуки казались почти нормальными и безвредными. Лужа напоминала блевотину собаки, страдающей от неизвестного вида бешенства. От лужи тянулся след, сначала в виде высыхающих сгустков, затем более мелких капель, напоминающих расплескавшуюся краску.