Бесстрашный Пекка
Шрифт:
Итак, волкохран наклонился и нехотя поднял верёвку. Лапы его дрожали, но он старался не обнаруживать страха и держал крепко, вцепившись в неё когтями.
— Давай-давай, — шипел Пекка, — жми!
Волкохран сжал лапы с такой силой, что у него аж в глазах потемнело. Пекка только того и ждал. Он схватил свободный конец верёвки и стал бегать вокруг волка, как карусельная лошадка. А волкохран стоял столбом и таращил глаза.
— Эй, ты что это? — наконец тревожно спросил он. — Ты, никак, меня связываешь?
Пекка ответил не сразу. Он всё бегал и бегал, верёвка затягивалась всё туже. И Пекка на бегу принялся успокаивать
Когда вся верёвка накрутилась на волкохрана, Пекка остановился. Он запыхался: в волчьей шубе было жарко, в глазах рябило от беготни, но отдыхать было ещё не время.
— Давай сюда другой конец верёвки, — приказал он. — Быстро!
Волк с трудом отцепил когти от верёвки и в недоумении протянул её Пекке. И тот торопливо связал оба конца в самый замысловатый узел, который только помнил: даже шторм не смог бы распутать такой узел и унести лодку от причала. Только после этого Пекка перевёл дух.
— Уффф! — выдохнул он своим обычным голосом и испугался. Ведь ещё не все дела здесь окончены!
— Эй, послушай, — сказал вконец обеспокоенный волкохран, — я ведь не могу даже лапой пошевелить!
— В том-то всё и дело, — опять зашипел Пекка, — требовалось именно доказать, что верёвка выдерживает… что заключённый сам не сможет развязаться, понял? Теперь наступает последняя часть испытаний…
Волкохран опешил.
Хотя использование собственных мозгов и вообще излишнее думанье не поощрялось, сейчас ему поневоле приходило на ум то одно, то другое. Наверное, следует позвать сюда остальных — что-то, кажется, не совсем в порядке… Он набрал побольше воздуху, чтобы закричать, и разинул пасть пошире, но Пекка был начеку. Он уже давно нащупал в кармане шубы большое яблоко и теперь ловко закинул его волку прямо в глотку, а когда тот вздумал завыть, обмотал ему морду старым фартуком. Не прошло и минуты, как Пекка затолкал волкохрана за угол тюрьмы и привязал к ёлке: посиди-ка тут!
Он поспешно обследовал карманы волка и — о радость! — тут же нашёл связку ключей. Самое трудное позади… Нужные ключи удалось подобрать не сразу: в связке их было так много и вокруг царила такая темень, что примерять каждый ключ к замку оказалось нелёгкой работой, тем более что руки у него дрожали от волнения.
Когда Пекке удалось открыть первый замок, проснулась Лисонька. Она страшно испугалась: кто-то среди ночи забрался к ней в квартиру!
— И-и-и! — запищала она. — Это, наверное, тот самый страшный чёрный дядька!
Филин тоже удивлённо уставился на Пекку, хлопая глазищами. А вот Лесовик сразу же понял, в чём дело. Он посветил фонариком в лицо каждому пленнику, чтобы они поскорей очнулись, и зашептал:
— Эй, просыпайтесь… вы что, забыли, где мы? В плену, в замке у Великого Волка… И медвежий ключ у Волка… Может, мы его раздобудем, вот тогда… Скорей бежим в лес! Надо хотя бы попытаться! Иначе потом нечего жаловаться на несчастную судьбу. На свободе у нас появится хоть какая-то возможность, хотя бы один шанс из тысячи…
Внезапно с противоположного конца двора донёсся прерывистый храп Великого Волка: он то усиливался, то затихал. Медведь
Лесовик, видимо, придерживался того же мнения: он суетился и тормошил остальных так настойчиво, что они все окончательно проснулись и хотели только одного: поскорее покинуть Волчий Замок!
Выбираться через главные ворота нечего было и думать — их могли сторожить волкохраны. За, тюремными каморками в крепостной стене виднелась маленькая дверь, но она была, похоже, заперта. К счастью, Пекка вспомнил про связку ключей и кинулся к двери. Один за другим он пробовал ключи, и наконец замок щёлкнул! Путь на свободу был открыт!
Но неожиданно Пекке пришла в голову новая мысль: посмотрев на Лесовика, он вдруг понял, что должен делать. Пекка торопливо пошептал что-то старику на ухо и начал подталкивать его к выходу. Лесовик в замешательстве оглянулся на Пекку, вздохнул и, на мгновение задержав луч фонарика на лице мальчика, прошептал:
— Желаю тебе удачи… Будь храбрым, Пекка Бесстрашный… Поступай так, как велит тебе сердце.
Глава седьмая
Луч фонарика растворился в лесу, все ушли… А он остался здесь — совсем один против всего страшнозубого волчьего рода. Хотя Волк поначалу казался ему просто смешным, встреча с ним веселья не сулила — особенно один на один, да ещё ночью. Пекка сделал было пару шагов к двери, но остановился. Конечно, добыть ключ смелости из кармана Великого Волка может только он. По взгляду Лесовика он понял, что тот от всего сердца надеется на Пекку. Ведь речь шла не только о них, но и обо всех обитателях Зелёновой Рощи, о Бабушке Зайчихе, о других! Незаметно для самого себя Пекка направился к Великому Волку, храп которого звучал всё более угрожающе.
Воткнутый в стену факел зашипел и погас. Пекка вздрогнул. Стало ещё темнее, потому что осенний рассвет пока и не думал брезжить. Пекка шёл очень осторожно, но всё-таки наткнулся на острый выступ камня и вскрикнул от боли. Храп Волка мгновенно замолк. Наступившая тишина быстро сгущалась, наполняясь невысказанными вопросами и ответами. Сердце у Пекки сжалось. Эх, и зачем он остался здесь, для чего этот безнадёжный геройский подвиг? Бесстрашный Пекка! Да уж, герой: крадётся, замирая от страха, к Великому Волку — наобум, надеясь на одно лишь везение!
Волк по-прежнему прислушивался к звукам, витавшим в зале, потом сел. Сообразив, что рядом с топчаном никого нет, он гулко кашлянул, и каменные стены зала отозвались недобрым эхом.
— Кто там? — спросил он мягко, показывая, что ему совсем не страшно. Очевидно, по залу шатался какой-нибудь обглодок-волкохран. Если расскажет остальным, что Великий Волк струсил, то ведь уважать перестанут! И Волк повторил вопрос. Он хотел ясного и понятного ответа!
— Это твой волкохран, о Великий! — прохрипел Пекка, пядь за пядью отступая назад. Он чуть не заплакал, потому что вдруг вспомнил: вдобавок к чуткому слуху у Волка такой острый нюх, что он вполне может учуять под волчьей шубой человека. Но эти опасения были напрасными. Праздная жизнь, брага и остро приправленная еда давно уже притупили обоняние Волка. Он покашлял и похрипел на своей лежанке, потом спросил уже громче: