Бесстыжая
Шрифт:
Она медленно пробежалась пальцами по молнии на его брюках и, поиграв немного с язычком застежки, потянула его вниз. Ее нежные пальцы мягко постукивали по обитателю этого сокровенного места, заставляя хозяина трепетать от удовольствия.
– Бог ты мой, – проворковала она, – вы очаровательны. Я боюсь, что нам нужно побольше места.
У нее были пухлые влажные губы, беспокойные глаза цвета бирюзы, а ее ногти – длинные и красные – в конце концов показались ему знакомыми.
– Шелби Флад, вы говорите? – хриплым голосом спросил он. – Разумеется, я вас помню.
– Я так и думала. – С ослепительной улыбкой
Шелби Флад любила смотреть, как спят фантастически удачливые мужчины. Их уязвимость в эти моменты заставляла ее чувствовать себя всесильной. Ощущение силы – своей и чужой – было необходимо Шелби как хлеб. Она знала по собственному опыту, что те мужчины, которые добиваются наибольшего успеха, никогда не дают послабления своим мозгам. Они всегда на страже, всегда бдительны, всегда стремятся извлечь максимум выгоды из своего положения, не давая спуску врагам. В коридорах власти царствовала паранойя, и сильнейшие ревниво защищали свои позиции. Но когда эти сильнейшие спали, они были беспомощны, как младенцы. Бессознательное состояние уравнивает всех, думала Шелби. Именно в это время всесильных мужчин никто не охранял. И именно в это время они ей хотя бы немного нравились.
Иногда, повинуясь странному капризу, она воображала себя принцессой тьмы, одним из крылатых суккубов [10] , которые нападают на мужчин во сне и соблазняют их, высасывая все жизненные соки. Ей нравилось считать себя сексуальной волшебницей. Ей нравилось думать, что она высосала из Дугласа Астербаума все, что можно.
Теперь, свернувшись в роскошном кресле, напротив огромной кровати на водном матрасе, на которой покоился Астербаум, она наблюдала за тем, как у него ритмично раздуваются ноздри. Отдых воина, саркастически подумала она. Надо дать ему побольше времени на восстановление сил до следующей битвы. Она сделает это с удовольствием – особенно учитывая то, чего она ждет от него.
10
Суккуб – демон в образе женщины, который совокупляется с мужчиной во сне. – Прим. пер.
Стены спальни на самом верхнем этаже небоскреба были стеклянными, и за ними была видна фиолетово-алая линия небосвода. Над городом занимался рассвет. Солнце, подобно хлысту, разрушало остатки ночи своими насыщенными, кровоточащими лучами. Шелби любила утренний Манхэттен, особенно с такой высоты. Вопреки возражениям Астербаума, она настояла на том, чтобы переночевать в «Манхэттен Тауэрс». У нее было предчувствие, что эта гостиница принесет ей счастье, хотя ему она об этом не сказала. Может быть, именно сегодня она станет богатой.
Линия горизонта с каждой минутой становилась все ярче, а зрелище рассвета над Нью-Йорком – все более захватывающим. Небоскребы серебряными ножами вонзались в голубое утреннее небо. Когда Шелби наконец повернулась к своему новому знакомому, выяснилось, что он смотрит на нее, потягиваясь. Шелби выбросила вверх одну ногу, вытянула пальцы к потолку, а потом осторожно
– Доброе утро, мой тигренок, – промурлыкала она. – Как тебе моя экипировка?
Кокетливо выгнув спину, она потянулась, чтобы во всей красе показать ему свою наготу, в том числе и родинку в форме сердца, украшавшую ее ключицу. Из одежды на ней был только мужской шелковый галстук, завязанный безупречным узлом на шее.
Его глаза скользнули по ее голой ноге к черному гнездышку между бедрами. Подчиняясь его голодному взгляду и сознавая, как на него это подействует, она чуть-чуть приоткрыла ноги. Сейчас ей совершенно не хотелось давать ему больше. От этого мужчины ей нужна была власть – вся власть, которую только возможно от него получить. Пока она не осуществит этот план, он должен постоянно быть твердолобым, как горный козел.
– Знаешь, я так голодна! – тихо произнесла Шелби. – Давай закажем завтрак.
Он откинул простыни с изображением леопардов, чтобы показать ей, как он голоден.
– Это потом, – промурлыкала она. Через несколько минут они уже сидели на террасе и завтракали. Расторопные официанты подали пышный золотистый омлет, корзиночки с масляным кремом и крепкий черный кофе. Шелби продолжала свой сеанс обольщения. Она специально почти не запахнула гостиничный махровый халат, так что стоило ей наклониться, как его полы распахивались, открывая любопытному взору ее восхитительную грудь. Но она продавала не тело. Это была всего лишь наживка. Ее тайной целью было вылепить нового Дугласа Астербаума. У нее были свои представления о будущей славе, которые в значительной степени включали в себя настоящее Астербаума.
Ее кожаная сумочка лежала рядом с ней на стуле. Шелби достала оттуда образцы тканей и папку с фотографиями ее ухоженных клиентов. Среди них не было таких знаменитостей, как ее нынешний визави, но она и проделала весь этот путь для того, чтобы поймать на крючок крупную рыбу.
– Я раздела тебя, Дуг, – сказала она, наклоняясь, чтобы дотронуться до его колена под столом. – Теперь позволь мне тебя одеть. Я могу показать тебе, как изменить твой облик. Мне лучше других известно, на что реагируют женщины – на деньги, власть, надменность.
Он разрушил всю эту радужную картину через десять секунд, посмотрев на Шелби снисходительно.
– Никто не зовет меня Дуг, – сказал он, беря в руки утренний выпуск «Уолл-стрит Джорнал» и с хрустом листая страницы в поисках биржевых сводок.
– Но ведь после… – Это была первая промашка Шелби – она терпеть не могла неуверенности в собственном голосе. В душе возникли страх, разочарованность и боль поражения. Больше всего на свете Шелби ненавидела, когда ее игнорировали. Каждая новая страница, которую переворачивали его пальцы, еще больше усиливала ее благородный гнев. Она поймала себя на желании вырвать проклятую газету у него из рук.
– Конечно… Дуглас, о нет, мистер Астербаум. – Издав серебристый звук, слишком саркастический, чтобы его можно было назвать смехом, она засунула руку внутрь его халата, желая достичь той части тела, которая с такой готовностью отвечала на ее манипуляции.
– Я могу сделать тебя неотразимым, Дуглас, – настоящим богом.
– Мне принадлежит Уолл-стрит, – сообщил он, отгибая край газеты, чтобы посмотреть на нее поверх своих очков. – Я уже стал богом.