Бесы Черного Городища

Мельникова Ирина Александровна

Что извозчиком! Целый день на облучке, скукота! И пассажир тоже нынче пошел скучный да жадный!

— Ладно, уговорил! — засмеялся Алексей. — Поможешь мне, а тебе приспичит — я помогу!

— Идет! — засмеялся Илья. — Только у меня свой интерес! Давно мне хочется в полицию устроиться, да рекомендации нет, а без этого не пройти.

— А ты хитрец! — покачал головой Алексей. — Но все же молодец, что вилять не стал и все сразу выложил. Только про полицию разговор пойдет после того, как мы выполним с тобой задание, по которому я приехал в Каинск. Мне необходимо встретиться и поговорить с этой девицей, Капитолиной.

Можно,

конечно, хоть сейчас ворваться в дом, произвести повальный обыск и… девицу не найти. У них с бабкой сто способов ускользнуть незаметно.

— Это точно! — согласился Илья. — Но я приметил, за домом огород имеется. Ботва у картошки еще маловата, чтобы в ней спрятаться, но на задах он зарос коноплей, там запросто гнездо можно устроить. Вы туда подберитесь неприметно, а я соседей обойду, поспрошаю, что к чему. Не может такого быть, чтобы эту девку никто не засек.

— Спасибо за науку! Так мы и поступим! — улыбнулся Алексей.

Бывший унтер-офицер оказался сметливым и хватким малым. И хотя сам Алексей поначалу хотел поступить по-другому: дождаться темноты и нагрянуть в дом с обыском, но в предложениях его неожиданного помощника был свой резон.

Имело смысл посидеть в засаде, возможно, тогда им удастся покинуть Каинск засветло.

Конечно, в таком случае искупаться в озере не придется, но ему не привыкать жертвовать личными интересами. Хотя обидно, что снова получилось не так, как хотелось. Бабка оказалась несговорчивой, но, с другой стороны, все ее поведение было крайне подозрительным. Теперь Алексей не сомневался, что Капитолину не просто увезли с мельницы, а по какой-то причине прячут, и прячут основательно. Скорее всего даже от соседей, если бабка без боязни предложила их поспрашивать.

И, вполне вероятно, предположение Ивана окажется верным… Тут он поймал себя на мысли, что снова забегает вперед, и, чтобы переключится на другое, спросил извозчика:

— А как ты догадался, что я служу в полиции? Ведь не только по тем признакам, что я не похож на землемера или доктора?

— А у вас револьвер на спине за поясом, — ухмыльнулся Илья. — И вы когда идете, сами не замечаете, как его проверяете! И потом, когда в коляску поднимались, опять проверили!

— Ну, молодец! — покачал головой Алексей. — То-то я смотрю, всю дорогу «ваша милость» да «ваша милость», а потом сразу — «вашскобродие»! Молодец! Орел!

— Рад стараться! — гаркнул его бравый возница. И хитро подмигнул Алексею. — Вы меня в деле не видели! Кому руки заломить, кому в рыло двинуть, чтобы с копыт долой, — это мы умеем… — И деловито уточнил:

— Ну что? Разбежались? Вы в коноплю, я — в заезжую! Оставлю лошадей и мигом сюда, по соседям пробегусь, а потом во-о-он на то дерево залезу. — Он кивнул на огромную березу, росшую чуть поодаль от того дома, где предположительно скрывалась Капитолина Петухова. — Крона там густая, никто меня не заметит.

— Прежде чем полезешь на дерево, сообщи мне, с каким успехом прошелся по соседям. Сумеешь скрытно пробраться в коноплю?

— Обижаете, господин начальник, — улыбнулся Илья. — Для нас это плевое дело, но, по правде, резвости прежней мало осталось. Задница тяжелая, отсидел ее на облучке.

— Пойдешь служить в полицию, задница легче станет, — успокоил его Алексей. — Но беречь ее придется сильнее, чем в извозчиках. Часто по ней попадает, а еще по шее и затылку.

И если сегодня ничего не высидим,

завтра мне головы не сносить. Понял, Илья?

— Понял, вашскобродие! Чего не понять. Планида такая у тех, кто государю служит! — вздохнул извозчик. — Жалованье маленькое, а волнение большое…

Место для засады и впрямь оказалось удачным. Кусты конопли затянули задворки, повалившийся забор и старое пепелище. Когда-то за домом Павлины находилась еще одна усадьба, оставленная хозяевами после пожара. Кусты были высокими, густыми и до одури пахучими. Алексей растер между пальцами желто-зеленое соцветие и поднес его к лицу, уловив знакомый горьковато-пряный запах. Так же, но с примесью ароматов сена, пах тот самый порошок, который ему вздумалось понюхать в кабинете убитой прорицательницы. И как он мог забыть этот знакомый с детства запах?

Осторожно, чтобы колыхание травы не заметили со стороны бабкиной хибары, он переплел верхушки нескольких кустов конопли между собой, получилось некоторое подобие шалаша.

Алексей заполз вовнутрь своего примитивного сооружения и решил, что устроился он совсем не плохо. В зарослях было прохладно и не докучала мухота. Правда, для увеличения обзора пришлось проредить листву на уровне глаз, но теперь вся усадьба Павлы Костяковой просматривалась как на ладони.

Дом со стороны огорода чуть ли не до крыши врос в землю. Печная труба была наполовину развалена, но из нее сочился жиденький дымок — значит, печка еще топилась. Единственное окно с тусклыми стеклами, казалось, наполовину провалилось в завалинку. В крыше, на месте прогнивших досок, зияли дыры, сквозь которые проглядывала трава, затянувшая чердак. Более бедного и дряхлого жилища Алексею еще не приходилось видеть. Даже лачуги Разгуляя и Хлудовки в сравнении с ним гляделись бы добротными особняками. Изба и старуха вместе доживали последние дни. И объяснение пристава о том, что Капитолину отправили к тетке в город для знакомства с предполагаемыми женихами, воспринималось вблизи этого крайне нищего пристанища как самое бредовое из самых бредовых предположений…

Алексей занял удобную позицию — лег на живот. С правой стороны от себя положил револьвер, с левой — портфель с бумагами. Затем огляделся, подыскивая на всякий случай пути отступления. В паре шагов заметил углубление в земле, в котором лежали три яичка. Куры в доме неслись где попало, и это обстоятельство увеличивало риск быть обнаруженным старой каргой Павлиной. А вдруг она направится на поиски подобных схоронок? Алексей помнил, как на усадьбе деда старая птичница Манефа ежедневно рано утром и вечером обходила дозором все подворье. Яйца она находила в самых неожиданных местах: на сеновале, под амбаром, на базу, под крыльцом, в саду — и собирала их в фартук. Порой до полусотни набиралось…

Сердце Алексея тоскливо заныло. Сегодня дважды за день вспомнилось ему детство. Давно нет в живых дедушки, умерла и старая Манефа, и вряд ли когда-нибудь получится побывать на Егорлыке, но воспоминания о тех счастливых и беззаботных днях навсегда останутся в его сердце. Говорят, с детством расстаешься навсегда, когда уходят люди, которые помнят тебя ребенком. Дай бог, чтобы это не произошло раньше времени. Те, кто забыл свое детство, зачастую равнодушные и жестокие, с ороговевшей душой люди. Но того хуже человек, которого вовсе лишили этой благословенной поры. Из таких вырастают изгои, отщепенцы, преступники…