Бесы пустыни

Аль-Куни Ибрагим

— Сердце судьи широкое, он простит мне мои жестокие шуточки над ним. Но только, чего хотел бы я вправду, так это чтоб помягче он был со мною в самом конце и извинил бы меня за мое последнее, другое признание.

Собравшаяся в углу знать зашумела, а хаджи Беккай продолжал:

— Если стал я сейчас извиняться за прежнее, так это не значит, что я отступаюсь от всего, что сказал тут про месть. Новое мое признание придает данной дьявольской страсти особую божественную святость, с которой ты будешь смотреть свысока на все прочие, достойные порицания, земные пороки. Почтенному кади стоит не удивлять себя, слушая мои слова, когда я скажу, что вовсе не имел в виду обвинить его, когда заговорил о его секрете, я признаюсь теперь, что считаю себя его близнецом, сотоварищем и опорой во всем, что связано с мщением.

Тут он выпрямился, расправил плечи. Оглядел пристально лица присутствующих богатеев. Обернулся к чернокожему

великану-тюремщику, делая знак, что прощает его. Затем сделал глубокий вдох начал свою защитную речь с вопроса:

— Поверит ли кади в человеческую возможность принести в жертву наличность безумной поездки, за один раз, в угоду преходящей прихоти, даже если он и вправду безумец?

Баба замахал вновь своей укороченной дланью, останавливая его:

— Постой! Постой. Да простит мне Господь, если б я что понимал.

— Кади долгое время терпел мою болтовню, да вознаградит его Аллах, если он еще немного потерпит. Я желал сказать, что муж обычно не расстается с плодами трудов своих в тяжелой жизни в пустыне, только чтобы заполучить какую-то женщину, как бы ни был он глуп. А если он совершает такое, значит, там кроется тайна побольше. И я не скрываю, это такая тайна, к которой мы оба причастны. Это та же самая тайна, которую я извлек из детских пеленок, которую несли мы оба, и ты, и я, в странствиях по Сахаре, за которую полагается возмещение. Это все — месть, господин мой судья. Желание отомстить, вот что заставило меня омыть руки кровью в Вау, равно так, как я омыл тело свое в грехе в Гадамесе. Ты не поверишь, я убил гадалку Темет, чтобы вернуть себе свою жену и детей. Я не отрицаю, это достойный повод для того, чтобы защитить себя перед лицом судей, жаждущих всяких поводов да мотивов. Но я также знаю, это — повод бесполезный, невыгодный перед судьей, скрывающим в душе тайну, таким, как шанкытец Баба. Такое открытие не нуждается в особой проницательности. Данное открытие не требует довольствоваться талантами прорицателей и колдунов. Оно требует лишь, чтобы сердце одного было сродни сердцу второго, чтобы ты содеял из своего сердца пещеру, скрывающую твои истинные, тайные намерения, как это делают все отшельники в Сахаре. Они маскируют собственное поражение в кельях да пещерах, убивают свою плоть постом в течение десятилетий, чтобы утолить и насытить чудовище мести этому миру. Чудовище ненависти к сынам человеческим. Да. Чудовище мести — вот что лишило хаджи Беккая рассудка и он отказался ото всех мешков с золотом, плодов мытарств, странствий и греха, всех капиталов своей безумной жизни, чтобы овладеть женщиной, принадлежащей старшине купцов!

Он повел взглядом по лицам богатеев и встретился с глазами купеческого старшины. Поверженный соперник опустил голову, а Беккай продолжал свою речь так же решительно и гордо:

— Я могу поклясться именем Аллаха, что он не создал ничего слаще мига утоленного мщения. Я могу поклясться: в миге отмщения — райское блаженство!

Поднялись голоса протеста. Хаджи услышал возражения факиха-богослова:

— Да оградит Аллах от богохульства магов. Призываю Аллаха против клятвопреступников да прелюбодеев!

Кади повелительным жестом своей культяпки прекратил их словопрения, а Беккай продолжал свою речь:

— Ты полагаешь, господин кади, что я избрал наказание себе за свои последние козни. К своему сожалению должен тебе сообщить, что правда на этот раз не на твоей стороне. Я себе наказание выбрал намного раньше. Я избрал свое наказание, еще когда поддался своему первому заблуждению и отказался от себя, от Сахары, покинул дом в жажде проклятой золотой пыли, пожертвовал ради нее всем на свете. Вот только истинный смысл своего выбора я постиг совсем недавно. Я понял свою величайшую ошибку только с течением времени. И моя утрата семьи, потеря жены и детей, были лишь маленьким звеном во всей цепи судьбы. Я окончательно убедился в этой своей судьбе лишь после того, как недавно добрался до Триполи. Я вошел в город — обремененный мешками золотой пыли, чтобы освободить из рабства свою семью. Я не скрою от тебя, все время путешествия я пытался задушить зов петлею неведения, но он, не смолкая, постоянно звенел вновь. И когда я приехал и обнаружил, что корабль работорговцев отплыл за два дня до моего прибытия, я был ошеломлен не очень. В тот миг я решил повернуть на ту узкую дорожку, уготованную мне судьбой, и начал плести свой маленький заговор. Ха-ха-ха! Я решил утолить свою душу за все тяготы и отдать должное демону мщения. И уж коли я осмелился не так давно и поведал о сладости мщения своего, пусть простит мне кади это мое последнее признание.

Он спокойно огляделся вокруг себя. Победным взглядом осмотрел своих соперников. Расправил осанку. Кади сделал ему знак продолжать. В уголках его глаз загорелся коварный блеск. Он почесал голову и просверлил взглядом глаза противника, прежде чем заговорить:

— Да

простит мне Всемогущий Аллах, однако сладость мщения сравнится лишь еще с одной только сладостью, что не пришло мне в голову, пока я был поглощен разработкой своего плана. Не был я никогда потворцем похоти и не сильно меня заботили женщины с тех пор я поменял цель на средство и забыл о цели накопления золота, однако одна из жен старшины торговцев, эта маленькая тварь, поколебала мои планы, подала мне знак, что есть еще на свете нечто, что в состоянии сравниться с упоением мщения. Имя этому — экстаз объятия! Я чувствую стыд, заговаривая перед моими давними соперниками об оберегаемом грехе врага, однако чудо было в том, что она одарила меня счастьем, превысившим ощущение счастья самой мести. Я не утаю секрета, если признаю: она вознаградила тяготы всего моего путешествия в один этот миг! Заплатила мне цену превыше всех мешков с золотом, которые я заплатил ей. Она перевернула весы всей этой давней торговли, когда я забыл дорогу к женщине в пылу глупых поисков орудия для соблазна, она совсем случайно вернула в мою душу равновесие. Я обрел истинную Еву, которую потерял, погрузившись в производство сети для мщения. Верно, человек не обретает счастья, иначе как с течением времени!

Он посмотрел на купеческого старшину и проговорил шепотом:

— Поверь мне, почтенный старейшина, ты обладал женщиной, подобные которым могут существовать лишь в райских садах. Пусть успокоится достопочтенный господин, я буду хранить воспоминания о ней до того дня, когда расстанусь с жизнью. Это мой долг!

Он замолчал и внезапно спросил:

— Ну-ка, скажи мне: она все так же подушечку покусывает?

За словами последовал грозный смех — злой, отвратительный, дьявольский.

8

Когда эта новость спустя два дня распространилась по оазису, никто из живущих там не удивился.

Старшина купцов по выходе из зала суда последовал к себе домой. Он затворил дверь на засов и повесился.

Шанкытский же судья встретил свою погибель спустя три дня после исполнения приговора над хаджи Беккаем.

Что удивило жителей оазиса, так это то, что гибель его произошла по пророчеству Беккая, в тот самый день, как он предсказал. Говорили, что он будто бы произнес тогда напоследок в своей защитной речи: «Мы не только попутчики в сохранении тайны мщения, потому что звезды связали нас одной совместной судьбой. Ты помрешь спустя три дня после меня, и смерть твоя будет такой же, как моя». Кади тогда еще посмеялся над говорившим, спросил его: «Это пророчество, значит? И ты тоже прорицатель?» Однако обвиняемый удовольствовался легкой усмешкой, словно напоминая Бабе его старую историю о жизни с дорожным грабителем, который отсек ему руку, выполняя свой обет «око за око, кровь за кровь».

Через три дня, в объявленный день, пророчество исполнилось.

Трое обездоленных напали на него (а по другим слухам — все четверо), когда он возвращался домой.

Ему связали руки за спину и зверски зарезали. Много легенд порассказывали о событиях, которые последовали за этим злодейским делом. Говорили, будто бы он бежал за ними, истекая кровью и крича хриплым голосом забиваемой жертвы. Другие распространяли версию, будто бы он добрался до здания суда и там совершил свой последний вздох. Оазис был известен своими любопытными людьми, охочими до всякой жажды к легендам да пересудам, народ долго еще пересказывал ход судебного заседания и те кровавые последствия, к которым оно привело. Говорили, конечно, о пророчестве, сообщали, будто аль-Беккай проклятый подкупил дорожных разбойников золотой своей пылью, прежде чем помереть, чтобы они, дескать, завершили спор с судьей, если он объявит и исполнит смертный приговор, так вот, стало быть, он козни свои завершил до конца, уже будучи в могиле, что было похлеще тех, которые он провернул, находясь среди живых.

Глава 2. Рассеяние

«В то время подступили рабы Навуходоносора, царь Вавилонский, к городу, когда рабы его осаждали его. И вышел Иехония, царь Иудейский ^[181]  к царю Вавилонскому, он и мать его, и слуги его, и князья его, и евнухи его — и взял его царь Вавилонский в восьмой год своего царствования. И вывез он оттуда все сокровища дома Господня и сокровища царского дома; и изломал, как изрек Господь, все золотые сосуды, которые Соломон, царь Израилев, сделал в храме Господнем; И выселил весь Иерусалим, и всех князей, и все храброе войско, — десять тысяч было переселенных, — и всех плотников и кузнецов; никого не осталось, кроме бедного народа земли».