Бесы в погонах
Шрифт:
– У нас в детдоме повариха была, тетя Шура, – тихо сказал Санька. – Все другие от нас к себе в дом таскали, полные сумки, а она наоборот: к нам из дома… А по воскресеньям блинчики пекла… Вкусно! Вот как сейчас…
– А у меня мама гуся здорово готовит, – вздохнул Сережа. – Поставит на стол, возьмешься за ногу, надломишь, а оттуда жир… так и течет. А аромат!
– Я тоже гуся ел, – небрежно поставил в известность этого зазнайку Санька. – Мы в армии на учениях украли одного в деревне… Прямо в перьях запекли… А кожу молодым отдали.
– В
Отец Василий с шумом втянул слюну в себя. Эти сопляки еще не пробовали Ольгиных щей! А уж как она готовит баранину с зеленью! Конечно, барашек должен быть молодой, у него и жир совсем другой, и мясо… Агнец, одним словом. И такой, зараза, нежный, такой нежный! Так и тает во рту! Только зелени должно быть действительно много…
Запах блинчиков стал совершенно невыносимым.
– Махно! – услышали они во дворе чей-то голос. – Держи деньги, давай дуй к этому шашлычнику. Знаешь, там, возле стоянки? Мне, короче, две, нет, три возьмешь…
Залегшую с вечера засаду явно проняло тоже.
Послышался звон оцинкованных ведер, и к цистерне быстрым шагом подошла попадья.
– Стрелушка моя! – ласково обратилась она к кобыле, поставила ведра на землю и заглянула в горловину. – Саша, ты здесь?
– Да, тетя Оля! – радостно откликнулся Санька.
– Держи, я тебе блинчиков принесла.
– А мне? – басисто спросил отец Василий.
– Миша? – оторопела попадья. – А ты что здесь делаешь?
– Ты же видела, кто у нас гостюет… Вот я и сторожусь.
Ольга вздохнула. Она все поняла.
– Там двое в летней кухне сидят, двое за сараем, а те, что я выгнала, за домом в теньке. Эти самые опасные, так и шастают, все что-то вынюхивают! Ладно, держи блины, я еще принесу.
– Только, Оленька, – вспомнил про Сережу отец Василий. – Нас здесь трое. Катин брат тоже с нами. Кстати, как там Катерина?
– Да нормально все, – отмахнулась Ольга, отпрянула от цистерны и принялась болтать в ведрах какие-то помои. Разболтала и с размаху плеснула в овраг.
Со дна оврага раздался негромкий, но отчетливый мат.
– Ой, извините, не заметила! – смутилась попадья, подхватила ведра и умчалась в дом.
Где-то метрах в пяти-шести от цистерны, на дне оврага, что-то недовольно проворчали вслед. Мужики затаились. Похоже, что в овраге вынюхивал улики один из тех двоих, о которых говорила попадья.
– Где там блинчики? – раздался тихий, но настойчивый Сережин голос.
– М-да… родственников не выбирают, – печально проронил Санька, а отец Василий укоризненно вздохнул и принялся на ощупь считать блины, чтобы всем досталось поровну.
Чуть позже Ольга пришла еще раз, но теперь принесла и здоровенный кусок отварной говядины, и две буханки хлеба, и лука. А потом потянулся
На лежащего посередине Саньку вечно наваливались скатывающиеся с приподнятых металлических краев общей «постели» отец Василий и Сережа, отчего бедному лейтенанту начинали сниться кошмары, и время от времени он подскакивал весь в холодном поту. Из сострадания к юному рубоповцу они попытались расположиться поперек цистерны, но тогда ноги оказывались задранными вверх, и от этого начинало ныть под коленями. Так что, когда наступил вечер, все были уже на пределе от длительной борьбы за сон и понимания своего бессилия что-либо изменить.
Сережа предложил закрыть крышку горловины, чтобы ночью не выходил теплый воздух, но более опытный по части сидения в цистернах Санька рассказал ему, что крышку погнуло, когда эта огромная емкость катилась по направлению к оврагу, подминая и укатывая все на своем пути. И теперь закрыть ее невозможно по чисто механическим причинам.
А потом снова пришла Ольга.
– Держите, – сунула она внутрь цистерны два пуховых одеяла. – Как раз по одному на двоих…
– Спасибо, Олюшка, что меня за двоих посчитала, – хохотнул дородный священник. – Я не откажусь.
– Нет, и это одеяло на двоих, – покачала головой Ольга. – Я к вам еще одного привела, в кафешке у Анзора нашла.
Мужики оторопели.
В проеме горловины показалась крупная, на крепкой толстой шее голова, и в цистерну, сопя и задыхаясь, пролез… Макарыч.
– Мама родная! – прошептал Санька. – Андрей Макарович! А вас как сюда занесло?!
– Да так же, как и тебя, придурок, – ругнулся главный рубоповец. – По простоте душевной, а чтобы тебе еще яснее стало – по нашей русской глупости!
– А почему сюда? – удивился отец Василий.
– А куда еще? Ты что думаешь, батюшка, я где-нибудь в Усть-Кудеяре спрятаться могу? Если даже у тебя шестерых поставили, можешь представить, сколько их у моих друзей дожидается?!
Мужчины осторожно приподнялись с иранского покрывала и начали перестилать «постель». Так, чтобы поместиться всем.
– Что, и Якубов-младший здесь? – заслышав знакомый голос, ядовито поинтересовался Макарыч и злорадно добавил: – И вашу семейку приперло!
– Не трогай его, Макарыч, – заступился за пацана священник. – Ты лучше новости перескажи. Что там, на воле, делается? А то мы здесь, как на Соловках – полная изоляция от греховного мира…
– Хреново на воле, – вздохнул Макарыч. – Совсем хреново.
То, что рассказал беглый начальник РУБОПа, и впрямь не вдохновляло.
Мало того, что на Саньку, арестованного как бы в связи с теми шестью «КамАЗами», продолжали вешать труп. Так теперь еще поступил донос о его связях с мафиозным кланом Якубовых.