Бьется сердце
Шрифт:
— Гениальный план! Осталась самая малость — нефть в Чаране отыскать.
— Поставить бы дом для животноводов — белый такой, каменный. С душами…
— А речку запрудить и озеро сделать!
— А в озеро кобяйскихкарасей напустить!
— И деревья насадить, чтобы снова Чаран — берёзовая роща была. Киму Терентьеву присудить каждый год сажать по двадцать пять берёз, вместо срубленных.
— Ты, умник! Я их для себя рубил? Велел старик…
— Эх-хе-хе, хозяева молодые! — лёгок на помине, явился
— У нас, дед, получится! Захотеть только.
— А вот и не получится! От фермы Чаран через год и следа не останется. Под корень её… От деревни далеко, дороги к ней плохие… Вот на правлении как порешили!
— А мы пойдём к твоему Кардашевскому да стукнем кулаком: руки прочь от Чарана! И оставят твою завалюху.
— Помоги вам тангара… — пробормотал старик, несколько ошеломлённый такой молодой уверенностью. — Я, старый конь, не хочу с Чараном расставаться. Я и родился здесь…
Он обернулся, поманил Аласова пальцем.
— Подойди-ка сюда. Слыхал, какую красивую сказку придумали? Озеро, белый дом… Разве это серьёзно?
— Как знать, — ответил Аласов. — Вон ведь наш Юрча сказал: только бы захотеть.
— Парни вы мои дорогие! Ну захотите, что вам стоит!
Лира улыбнулась про себя: вот как старому хочется увидеть белый дом в Чаране. А что, если и в самом деле! Здесь построим электростанцию…
Ай, коровы мычат! Кочки — не сено и не отруби, они всего лишь кочки. Какие там сказки — надо тальник резать, болотный мох запаривать… Погодите, бурёнушки, не ревите. Я всего на минуту себе передышку позволила. Прости меня, тёлочка-звёздочка, умаялась твоя Лира. Я сейчас, я бегу!
Лира — всегда чуточку в стороне от других — сегодня обо всем забыла: секач у неё в руках, как танцор на кумысном празднике.
— А знаете, девчонки, что с Пестряковой происходит? Раскрыть тайну?..
Лира похолодела: сейчас Верка Тегюрюк брякнет что-нибудь про Гошу.
— Это физический труд из неё человека сделал!
Лира кинулась за Булочкой, обе с визгом стали носиться вокруг чанов.
— Тише вы, коров напугаете!
— После такого голода их ничем не напугаешь. Верно, Звёздочка?
— Муу-у…
— Вот видишь — согласна.
XIX. «Если бы я был волшебником»
Она долго робела перед этой темой, но решилась наконец. И вот стопка тетрадей перед ней. Неужели не получилось?
Верхняя тетрадь с заслюнявленными углами — это Сёма Брызгалов, прозванный Брызгулей. Он и на самом деле «брызжущий» человечек — ни минуты не посидит, слова из него вылетают, как пробки из пугача.
Итак, дорогой мой Брызгуля, ты волшебник. Так что же?
«…Я бы построил самый большой космический корабль и вывел такие семена, которые могут
Космический корабль и удивительные семена нужны Сёме Брызгалову для экспедиции на Марс, который «пустыня, а нужно сделать, чтобы там были сады». Себе самому он отводил скромную роль командира космической экспедиции, а ответственной за озеленение Марса назначил — кого бы вы думали? — преподавателя ботаники и зоологии Майю Ивановну Унарову!
Деловито и уверенно Сёма разъяснял, почему озеленение Марса следует поручить именно их юннатскому кружку. О «волшебстве» он просто не вспоминал, поскольку речь пошла, с точки зрения Брызгули, о вполне реальном — космос, Марс, растения, ракета, Майя Ивановна. Требовалось только разрешение правительства и школьной дирекции.
Ах ты, Сёмочка дорогой, дитя космической эры! Как не почувствовать перед тобой свои годы. Когда Саргылана училась в своём шестом «А», ей и в голову не могли прийти такие деловые рассуждения о Марсе. А я ведь, Сёмочка, не из прошлой эры, мне совсем ещё недавно было двадцать! Что ж, спасибо за Марс. И за Майю Ивановну, что удостоил её такой чести, — она хороший человек, достойна быть ответственным лицом в марсианской экспедиции отважного космонавта Брызгалова, по прозвищу Брызгуля.
В следующих тетрадях «волшебного» было больше: Тима Олесов хотел бы превратиться в человека-невидимку и летать без крыльев, а Толя Курбатов предлагал смелый план истребления всех водородных бомб вместе с поджигателями войны.
А вот тетрадочка чистенькая, будто только из магазина — отличницы Дины Сергучёвой. На уроках отвечает — словно читает на память учебник. За партой не шелохнётся, не отведёт от тебя глаз. Всегда наутюжена, каждая складочка на месте. Что же в твоей чистенькой тетрадочке, маленький ты мой «всем ребятам пример»?
«Если бы я была волшебником, — прочла Саргылана, — я бы постаралась ещё лучше усваивать весь необходимый учебный и внеклассный материал, чтобы никогда не получать «4», а только «5». Дальше описывалось, как бы Дина с помощью волшебства выполняла и все другие пункты, отмеченные в «Ступеньках пионера» и «Правилах поведения учащихся в школе и вне школы». Бедная ты моя… Хоть бы разочек дрогнуло у тебя перо в руке, хоть бы брызнули от сильного нажима чернила, написала бы шальное что-нибудь. Нет, всё правильно. Дина, Диночка. С малых лет глухое сердце… Почему?
Саргылана ещё раз прочла написанное Сергучёвой, как бы ища ответ на свой вопрос, но за ровными строчками, как за забором, ничего не разглядела. Вспомнилось, как однажды зашла она к отцу Дины. Заместитель председателя здешнего колхоза, отдельный кабинет, табличка на двери… «Хочу вас обрадовать, ваша дочь учится очень хорошо!» Но Сергучёв-отец отрубил, как резолюцию наложил: «Обязана учиться очень хорошо». Всё наше внимание уходит на двоечников, а за таких, как Дина, вроде бы и беспокоиться школе нечего. Нечего? Так ли?