Бей или беги
Шрифт:
Ответ нашелся сам собой: возле мужчины на земле лежал походный рюкзак. От мыслей о том, что еще может таиться внутри, рот Томасин непроизвольно наполнился слюной. Есть ли там еда? Она не помнила, когда ей довелось в последний раз набить пустой желудок чем-то более основательным, чем окаменелый шоколадный батончик. Поддавшись минутному порыву, она рванулась вперед и вцепилась в рюкзак замерзшими пальцами, но замерла, наткнувшись на взгляд незнакомца.
Она ждала удара и корила себя за то, что позволила голоду овладеть собой. Она забыла об осторожности и могла
Наигравшись с Томасин в гляделки, мужчина сам потянулся к рюкзаку, расстегнул его и бросил ей пакет, который она жадно поймала в чумазые руки. Принюхавшись к содержимому, девушка возликовала – пахло мясом. Она недоверчиво покосилась в сторону мужчины.
– О, извини, – хрипло усмехнулся мужчина, – ты же предпочитаешь человечину, а это всего лишь оленина.
– Да что ты заладил? – рассердилась Томасин, – Я не ем людей, – смягчившись, она все же спросила, – откуда оленина?
– Что за глупые вопросы? – притворно обиделся ее собеседник, – Ты разве не за этим шаталась по лесу?
Девушка предпочла оставить его вопрос без ответа и с почти звериным рыком затолкала несколько мясных слайсов в рот. Она проглотила их, толком не разжевывая, остерегаясь, что незнакомец передумает и отберет у нее пакет. Она торопилась умять, как можно больше. Ей понадобятся силы, а от голода Томасин чувствовала себя совершенно беспомощной и вялой. Еда не принесла утешения, девушка и забыла, о чем ее предостерегал отец. Не набрасываться на пищу после долгого воздержания. Ее замутило и пришлось прерваться. Мужчина очень кстати протянул ей армейскую фляжку. Внутри была вода, чуть затхлая, сладковатая на вкус, но вода.
– Почему ты меня не убил, пока я спала? – опомнилась Томасин, возвращая фляжку хозяину, – Зачем помогаешь?
– От живой тебя будет куда больше пользы, чем от мертвой, – заявил незнакомец.
Томасин напряглась – ей ужасно не понравился его тон, как и подобное заявление, прозвучавшее от того, кто был лучше вооружен и явно превосходил ее в силе и массе. Она выплюнула остатки мяса прямо на пол, бросила пакет мужчине и попятилась к безопасному, неподвижному мертвецу. Ее пальцы сами собой нащупали рукоятку ножа под одеждой.
– Что тебе нужно!? – зашипела Томасин, – Ты хочешь, чтобы я расплатилась с тобой за еду?!
– Чего?
– Я убью тебя! – вспыхнула девушка, – Я не позволю…
– Да перестань, – фыркнул ее собеседник, – о чем ты вообще? На кой черт ты мне сдалась? Ты омерзительно выглядишь и, кстати говоря, пахнешь не лучше мертвяка. Мне просто нужна твоя помощь, чтобы выбраться отсюда.
– А… – растерянно обронила Томасин, почувствовав себя отчего-то уязвленной. Она прекрасно знала о всяких вещах, что происходят между людьми, пусть и предпочитала не вдаваться в подробности. Однако осознание, что она вызывает отвращение даже у потенциального насильника, внезапно оказалось крайне
Томасин прикусила губу. Она запуталась в собственной логике. Прежде ясные, понятные мысли, выстроенные на чистых инстинктах, обернулись лабиринтом позабытых человеческих слабостей и хитрых мотиваций. Она понимала насилие, понимала торги, как и обмен одних благ на другие. Поведение ее товарища по несчастью не вписывалось в доступную Томасин систему координат. Очень, очень странный тип.
– Эй? Что не так? – заинтересовался он, – Извини, если прозвучало грубо, но…
Извини – повторила Томасин про себя непривычное, чужое слово. Еще лучше!
– Сколько тебе лет? – вдруг спросил мужчина, – Как тебя зовут? Ты одна живешь в лесу? Или с кем-то?
– Вовсе не одна! Я живу в лагере, – выпалила Томасин и испуганно зажала себе рот руками. Ей нельзя было этого говорить – слова вырвались против ее воли. Непонятный порыв, завладевший девушкой, спутал ей все карты. Обычно она не разбрасывалась такими сведениями перед незнакомцами, но ей отчего-то захотелось доказать ему, что она не какая-то дикарка, болтающаяся тут без дела, а… что? Часть чего-то большего? Лагеря, семьи? Как же это жалко! Отец был бы в ужасе от ее поведения.
– Ладно, черт с тобой, – сдался ее собеседник, – как насчет того, чтобы подняться на поверхность?
Девушка кивнула почти с благодарностью – переведя тему, он ее выручил. Она не готова была продолжать разговор, пока не совладает со своими противоречивыми эмоциями. Она уже придумала план отступления: выбраться, убежать в противоположную от лагеря сторону, еще немного поохотиться, а заодно навести порядок в голове. Но перед этим прикончить этого ублюдка. Он, быть может, и не так уж плох, но, кем бы ни был этот человек, ему нельзя знать про лагерь.
– Что надо делать? – спросила она, чтобы отвлечься.
– Я тебя подсажу, а ты должна будешь привязать веревку к дереву и скинуть сюда, – с готовностью ответил мужчина.
– А если я сбегу?
– Тебе лучше этого не делать.
– Почему это? – нахмурилась Томасин.
Она снова проверила покойника, проверяя, не упустила ли чего-то при прошлом осмотре. В тусклом утреннем свете он выглядел еще безобразнее – раскуроченное вирусом тело, кожа с лица почти полностью слезла, свисая неопрятными лоскутами, пасть с кривыми зубами была надорвана по краям в зловещей улыбке. Даже мертвец потешался над уставшей, измученной девчонкой.
Она не понимала, зачем озвучила свое намерение смыться, бросив товарища на произвол судьбы, тем самым совершив очередную фатальную ошибку. Еще бы в открытую сообщила ему о своем намерении прикончить его напоследок, завладев вожделенным рюкзаком.
Потому Томасин и не любила разговаривать – недостаток социальных навыков оборачивал любое ее взаимодействие с другими людьми в пытку. Она чувствовала себя глупо и неловко.
– Неважно, – отмахнулся мужчина, помедлив с ответом, – так что?