Бей в точку
Шрифт:
— Какое это имеет значение!
Появился Дэвид Локано.
— Ну и видок у тебя, приятель! — сказал он. — Что произошло?
Они провели меня в дом, и правильно сделали, сам я мог передвигаться только по стенке.
— Что произошло? — повторил он свой вопрос.
Я бросил взгляд на миссис Локано.
Дэвид повернулся к жене:
— Дорогая, ты не оставишь нас вдвоем?
— Я вызову «скорую».
— Нет, — сказали мы с Дэвидом в один голос.
— Но ему нужен врач!
— Я приглашу доктора Кэмпбелла. А пока принеси нам все, что нужно.
— Что именно?
—
Она ушла. Дэвид Локано принес мне простой стул из прихожей, где у них был столик для корреспонденции, чтобы я не испачкал им обивку. Сам присел рядом и шепотом:
— Ну, рассказывай!
— Я спросил Дзелани. Мне устроили западню. Трое и он в придачу. Я прихватил их бумажники.
— Ты прихватил?
— Я убил их.
Пару секунд он молча смотрел на меня, потом осторожно прижал к себе.
— Пьетро, прости. Мне очень жаль. — Он отстранился, чтобы заглянуть мне в глаза. — Но ты молодец.
— Я знаю, — говорю.
— Обещаю, тебе хорошо заплатят.
— Плевать я хотел.
— Ты молодец, — повторил он. — Ё-моё. Да ты в этих делах просто ас!
Это был интересный момент в моей жизни. Вместо того чтобы сказать ему: «Я ухожу» или «На этом мы ставим точку», я продемонстрировал постыдную зависимость от Локано и непреодолимую тягу к новым кровавым разборкам.
— Никогда мне больше не лгите, — сказал я.
— Разве я... — начал он.
— Пиз.. .ть не надо. Еще одна такая история — и я убью вас.
— Хорошо. Я тебя понял.
Это уже шел торг.
ГЛАВА 7
В 7:42, сидя в кресле, я снова отключаюсь и стукаюсь затылком об стену. Лишнее доказательство того, что никакой стресс не заставит тебя бодрствовать во время утренней летучки.
На летучке, которая проводится в какой-нибудь комнате отдыха, мои коллеги собираются, чтобы прослушать истории болезни, так сказать, «сверить часы», ну и чтобы выполнить установленное предписание: человек, ответственный за вынесение решений по тому или иному больному, по крайней мере получает возможность узнать, в чем же эти решения заключаются.
Таким человеком является «приглашенный доктор» — практикующий врач, который принимает на себя руководство отделением на один час в день в течение одного месяца в году. За это он получает право именоваться профессором в престижной медицинской школе города Нью-Йорка, не имеющей, насколько мне известно, никакого отношения к Манхэттенской католической больнице. Иными словами, «приглашенный», во исполнение благих начинаний отечественного здравоохранения, проводит во вверенном ему отделении меньше времени, чем кто бы то ни было из персонала.
Этого приглашенного мэтра я знаю. Ему шестьдесят. Он всегда появляется в исключительно дорогих, роскошных туфлях. Но мое восхищение он заслужил не этим: каждый раз, когда я спрашиваю его, как у него дела, он неизменно отвечает: «Лучше всех. Сажусь на девятичасовой, и через час я уже в своем Бриджпорте».
В данный момент он сидит, подперев рукой подбородок, и щеки свисают, как уголки скатерти со стола. Глаза закрыты.
Еще
Как же я устал, едрёнть.
Один из студентов — не мой, а Джин Джин — зачитывает вслух бесконечное описание анализов работы печени, от и до. А они вообще ни к чему. Больной поступил с сердечной недостаточностью. И поскольку анализы оказались в порядке, на кой хрен он это читает?
Но все молчат.
В моем воспаленном воображении стена напротив покрывается плесенью. Борясь с сонливостью, я пытаюсь держать один глаз — обращенный к врачу-резиденту — открытым в надежде, что хотя бы половина мозга отдыхает. Бум — ударяюсь затылком об стену. Значит, снова вырубился.
На часах 7:44.
— Мы вас утомили, доктор Браун? — спрашивает меня главный врач-резидент.
Окончив резидентуру, она решила остаться у нас еще на год — вот он, «стокгольмский синдром». Из-под белого халата выглядывает пикантная юбочка, а при этом выражение лица у нее такое, будто она сейчас спросит: «Это не вы нагадили в мои туфли?»
— Не больше обычного, — отвечаю, незаметно растирая физиономию. А на стене-то и в самом деле растет плесень, пусть даже в глазах у меня двоится.
— А вы не хотите рассказать нам про мистера Вилланову?
— Отчего же. Что именно вы желаете услышать? — спрашиваю я, пытаясь сообразить, кто это такой. Может, еще один псевдоним Скилланте?
— Вы распорядились сделать компьютерную томографию грудной клетки и ягодиц этого больного.
— Ну да. Эссмана. Пойду-ка я проверю.
— Не сейчас.
Я снова сажусь и левой рукой вроде как утираю нос, а правой незаметно нащупываю пейджер.
— У него болевые ощущения в правой ягодице и под ключицей на фоне пассивной кожной анафилаксии. [35] — говорю. — Симптомы напоминают горячку.
35
Можно подумать, вам интересно, что это значит.
— А между тем жизненно важные органы работают нормально.
— Да, я заметил.
Мой большой палец нажимает кнопку бипера так быстро, что я бы и сам не уследил. Раздается победоносный сигнал тревоги, я бросаю взгляд на дисплей и вскакиваю как ошпаренный.
— Блин. Срочный вызов.
— А если я вас попрошу посидеть до конца летучки? — обращается ко мне главный врач-резидент.
— Не могу. Больной, — отвечаю я. Что сущая правда, хотя и вне связи с предыдущим. А своим студентам я бросаю на ходу: — Кто-нибудь из вас посмотрите статистику по гастрэктомии на предмет рака клеток. Увидимся позже.