Бейкер-стрит на Петроградской
Шрифт:
Это и был норвежский пограничник, он же — таможенник, он же — полицейский и паспортный контролер.
— Зачем вам такое количество войск вдоль границы? — интересовались у нас норвежцы. — Неужели вы нас боитесь?
— Это мы вас защищаем! — смеясь, отвечал Женя Татарский. — От набегов наших фарцовщиков...
Объяснение того, что такое «фарцовщики», заняло немало времени.
Чтобы закончить рассказ о фильме «Под каменным небом», я хочу назвать замечательных наших актеров, которые откликнулись на предложение поехать в Норвегию: Евгений Леонов, Виктор Ильичев, Олег Янковский, Елена Соловей, Анатолий Солоницын. А также наши дети — Филипп Янковский (шесть лет) и Аня Масленникова (восемь лет).
Эта картина нужна была прежде всего норвежцам. В Норвегии она имела колоссальный успех, потому что они
Нас с Кнутом сплотило честное отношение к работе, без фальши и политесов. Искренность, доходившая до скандалов без переводчиков (отличная практика для моего английского), родила дружбу. Долгие годы после той работы мы ездим семьями в гости друг к другу.
Помню премьеру фильма в Осло.
— У тебя есть смокинг? — Кнут с тревогой смотрел на меня.
— Какой смокинг?!
— Будет король!
В прокатной конторе смокинг подогнали по моей фигуре. Очень ладно сидел!
Король Улаф V и вправду пришел на премьеру! Когда нас представили ему, он признался, что плакал на просмотре в тот момент, когда услышал голос своего отца, короля
Хоккона VII. Каждый норвежец со школьной скамьи знает эту речь, произнесенную в изгнании. Герои нашего фильма слушали в каменоломне эту речь по радио из Лондона. Это был призыв к народу восстать против оккупантов.
На самом деле звуковой копии этой речи не было. Кнут нашел в Копенгагене известного датского актера-имитатора, которого мы и записали. Датчанин был нужен потому, что сам король Хоккон VII говорил с датским акцентом.
И сын поверил нашей имитации! Позже мы подарили королю кассету с этой речью.
В Советском Союзе фильм прошел незамеченным.
СТАКАН ВОДЫ
Я мечтаю о свободной любви и терплю неудачу с «Казенным имуществом».
– Таланкин рекомендует меня Пановой.
– «Сентиментальный роман» и кофе с коньяком.
– Табличка двенадцать на двадцать пять.
«...У Верховного правителя Города Солнца есть три соправителя — Пон (Мощь), Син (Мудрость) и Мор (Любовь).
Ведению Любви подлежит, во-первых, деторождение и наблюдение за тем, чтобы сочетание мужчин и женщин давало наилучшее потомство. Заботясь усердно об улучшении пород собак и лошадей, нельзя пренебрегать в то же время породой человеческой...
...Общность жен принята на том основании, что у них всеобщее!»
Этот бред средневекового утописта Томаса Кампанеллы вдохновлял в начале двадцатого века не только Гитлера с его заботой о чистоте расы, но и наших революционеров — Льва Троцкого, Ларису Рейснер, Александру Коллонтай и даже Розу Люксембург с их теорией «стакана воды».
О свободной любви писали в двадцатые годы многие. Л. Сейфуллина, например, в повести «Налет», или В. Вересаев — «Исанка», или Н. Огнев — «Дневник Кости Рябцева».
Нас же с Валуцким заинтересовала повесть Леонида Радищева «Казенное имущество». Я о ней уже упоминал.
Двадцатые годы, максимализм страстей, «wild west» по-советски — время, о котором многие режиссеры хотели снять кино.
Развивая острый, вестерновый сюжет повести, я параллельно представлял себе двух комсомольцев-фанатиков (он и она), начитавшихся Кампанеллы и утопистов, наслушавшихся Троцкого и леваков, поверивших их речам, которые призывали к свободной любви, к тому, чтобы все было общее: жены, кухни, постели и дети...
Мы мечтали сделать фильм о комсомольской ячейке, где живут по принципу свободной любви, провозглашенной Коллонтай, которая утверждала, что «сойтись с мужчиной — все равно что выпить стакан воды».
И вдруг точно гром среди ясного неба к этим комсомольцам-фанатикам приходит Любовь и поражает их разрядом высочайшего напряжения.
Они любят друг друга по-настоящему — по закону природы, а не комсомола.
Однако сценарий у нас с Валуцким не задался. Объединение отнеслось к нему кисло. Володя ушел с головой в сценарий «Города и годы»
«Казенное имущество» развалилось...
Мой очередной «простой» нарушил телефонный звонок:
— Это Игорь Федорович Масленников?
— Да, я слушаю...
— С вами говорит Серафима Михайловна Юрьева — литературный секретарь Веры Федоровны Пановой...
Писательница Панова, известная в то время на весь Союз, была уже в преклонном возрасте и пользовалась услугами литературного секретаря.
— Вера Федоровна хотела бы предложить вам работу...
Юрьева поинтересовалась, не занят ли я как режиссер на данный момент. Я ответил, что свободен.