Beyond the walls of Belivouc / По ту сторону стен Беливука

Delo-Tabak

— Я дойду сама, правда, не стоит, — робко улыбнулась Гриффиндорка, стоя уже у выхода, — тут пару метров всего лишь.

— Как скажешь, если тебе хочется побыть одной, я не буду навязывать свое общество, и, спасибо за вечер, это было превосходно, — Хойт взял ее за руку и, поднеся ее к губам, нежно поцеловал.

Гермиона улыбнувшись, направилась в сторону замка, минуя пролесок и сады.

Хойт Риггерон показался ей очень милым, воспитанным и внушающим доверие. Он чем-то, даже, напоминал ей Гарри. Приятное чувство, оставшееся от вечера, прокатилась теплой волной

по всему телу, и она улыбнулась сама себе.

Зайдя внутрь замка и покачиваясь из стороны в сторону, девушка балансировала среди коридоров, стараясь как можно бесшумнее прокрасться в комнату. Подойдя к двери, Гриффиндорка отдернула ручку и, поняв, что Малфой не такой уж и дурак, она достала палочку, чтобы применить отпирающее заклинание. Она глубоко вздохнула, язык начал прилипать к небу, а руки были едва послушными.

Гермиона почувствовала, что алкоголь начинает действовать с каждой минутой сильнее, и ей с большим трудом удается стоять на ногах. Она громко постучала в дверь и прислонилась сбоку к стене.

— Грейнджер?! — фигура Слизеринца появилась в дверном проеме. Гермиона сделала шаг навстречу, чтобы войти, цепляясь за дверные косяки.

— Да ты в стельку! — с усмешкой бросил блондин, пятясь назад и наблюдая за раскляченной походкой Гриффиндорки. Впервые в жизни ему довелось увидеть зубрилу Грейнджер в таком виде; волосы небрежно лежали, тонкая бретель платья спала с острого плеча, а ее походка было совсем неуверенной.

— Заткнись, Малфой, — холодно бросила та и, сделав еще один шаг, споткнулась о пуфик, стоявший возле камина. Гермиона с грохотом полетела вниз.

— Грейнджер! Ты в своем уме! — прошипел Малфой, — ты поднимешь на уши всех!

Но Гермиона лежала неподвижно, практически не подавая признаков жизни. Малфой посмотрел с минуту, затем подошел к ней.

— Вставай и вали в душ, это тебя отрезвит, — возвышаясь над ней, скомандовал блондин.

— Я не могу.

— Я не набивался в твои няньки! Если не умеешь пить, то не пей! Не знала?

Но Гермиона уже ничего не могла ответить.

— Черт тебя дери, ты мне будешь должна! — он взял ее за руку и помог встать. — Это последний раз, когда я оказываю тебе услугу, — стиснув зубы, выпалил Слизеринец.

Лишь от одной мысли, что он помогает Грейнджер — уже бросало в дрожь. Как он, Драко Малфой, вообще мог вершить благие дела?

— Главное, что бы ты протрезвела, — вновь начал тот, — мне не нужны из-за тебя проблемы.

Он повел ее в ванну, и усадил на край.

Выглядела она смешно, тушь немного осыпалась, глаза были стеклянные, и все ее тело было расслабленным.

Малфой потянулся за душем, и, включив на полную ледяную воду, обдал ее с ног до головы. От такой неожиданности Гермиона подскочила и, не удержавшись, перевернулась в ванну, ударившись головой. Драко и сам не ожидал того, потому окатил вдобавок и себя.

— Твою мать! Грейнджер! Сколько от тебя проблем! — он грубо схватил ее за руки, и потянул обратно на бортик ванной.

— Сиди ровно! — рявкнул он, содрогаясь от холодной воды.

Гермиона была вся сырая насквозь, легкое платье налипало от влаги

на ее хрупкое тельце.

Малфою даже как-то понравилось, что он может так грубо дергать ее за запястья, и откровенно говоря, весь ее вид был каким-то жертвенным. Он отодвинул сырую прядь с ее лица, что бы посмотреть на ее глаза. Тушь окончательно размазалась, оставив несколько серых полос на щеке.

— Приходи в себя! — он похлопал ее по щеке, и та, распахнув глаза, в полном непонимании попыталась отвесить ему оплеуху. Но блондин вовремя поймал ее руку.

— Ты в своем уме? — резко дернув ее на себя, прошипел тот, держа ее за запястья около своей груди. — Я с тобой вожусь здесь, а ты, сучка, руки распускать решила? — Гермиона внезапно задрожала, то ли от холода, то ли от страха.

Их лица были настолько вплотную, что она могла видеть, как у Драко от ярости желваки ходят ходуном. Она посмотрела в его глаза, которые, казалось бы, покроются пеленой от злости, невероятно холодные и пустые. Таким она его не видела, и с этой минуты она поняла, что в таком состоянии он мог сделать все, что в голову взбредет. Ведь один Мерлин знал, что на уме у Слизеринского принца.

И Малфою нравилось быть таким. Чувствовать свое превосходство над людьми, причинять им боль. Это было вроде помутнения рассудка; стоило его хотя бы немного вывести из себя, он в одночасье превращался в неуправляемого демона.

Он смотрел на нее, видя, как она боится, как старается спрятать глаза. Ей так хотелось куда-нибудь забиться, подальше, от этого пожирающего взгляда, выдернуть свои руки из этих цепких пальцев. И он это все чувствовал. Чувствовал и ее стеснение, оттого, что он настолько близко сейчас, да еще и в такой неловкой, для нее, ситуации.

— Драко, пожалуйста… — дрожащим голосом вымолвила она, прося ослабить хватку. Уголки его рта судорожно подёрнулись, как только он уловил странное чувство; мурашки забегали по всему его телу, и где-то, внизу живота приятно потянуло, да и весь он начал напрягаться. Парень очень хорошо знал это чувство, потому резко выпустил ее руки.

Гриффиндорке показалось это странным, что он в момент отпустил ее и стрелой выскочил из ванной комнаты. Она же вышла в гостиную через пару минут, и уже более уверенно побрела к своей комнате.

— Где так спаивают зубрил? — бросил Малфой стоя возле своей двери спальни.

— Это не твое дело, Малфой, просто спасибо.

— Запомни раз и навсегда, Грейнджер, все, что я делаю, не несет никаких благих намерений, — Слизеринец мотнул блондинистой головой и резко хлопнул дверью.

Девушка зашла в свою комнату и наконец, плюхнувшись на кровать, она уставилась в окно. «Что это было?» — подумала она, вспоминая как буквально двадцать минут назад Малфой смотрел на нее. Сверлил ненавистным взглядом, и всем своим видом показывая, как его трясет от нее, в дурном смысле, конечно. Неужели он мог ей что-то сделать? Мог и может. И сделает, если она не научится за себя постоять. Единственное, что ее огорчало — мысли о том, что он может быть нормальным и сносным человеком. И он даже практически смог это доказать.