Без чувств

Джокер Ольга

Воспринимаю бой остро. Хочу отвернуться. Подумываю уйти. Осознаю, что буду изводить себя не меньше, а может и больше, если окажусь за стенами клуба.

Раунды длятся по пять минут, и каждый из них медленно донимает меня. Казалось бы, в перерывах организм должен отдохнуть, но куда там. Я нервно жду следующего.

Соперник у Ратмира достойный, но слишком дерзкий. Кичится, провоцирует. Играет на публику, словно паршивый актер театра.

Мне и самой хочется ему втащить. Правда.

В то время, как легальные соревнования по смешанным единоборствам

обросли множеством строго регламентированных правил, нелегальные — на совести рефери, судей и непосредственно владельцев заведений.

Чем зрелищнее и кровавее поединок, чем выше интерес и вовлеченность аудитории.

Это нечестно. Моментами чудовищно. Но пока такие клубы существуют — молодые и безбашенные парни будут рваться сюда в поисках легкой наживы, не задумываясь о последствиях и влиянии частых травм на организм в будущем.

Мир использует запрещенный прием, ударяя соперника локтем сверху, за что получает первое предупреждение от рефери.

Я злюсь и негодую, стискивая пальцы в кулаки, потому что на косяки соперника не раз и не два закрывали глаза. Вероятно, из-за того что свой, местный.

Во время очередного перерыва есть возможность продумать дальнейшую тактику боя. Под рукой нет опытного тренера или инструктора. Никто задаром не даст дельный совет. Приходится концентрироваться самому и брать ответственность за следующие шаги и действия.

Ратмир вытирает лоб тыльной стороной ладони и присасывается губами к бутылке.

Капли воды стекают по шее и подбородку. Я привстаю, не в силах усидеть на месте. Ловлю зрительный контакт, застываю.

Хочу сказать и показать, что волнуюсь и поддерживаю, но в самый ответственный момент — теряюсь.

Мир дышит глубоко и часто. Грудная клетка ходит ходуном. Взгляд дикий и шальной. Тело напряжено, стойка широкая.

Кожа покалывает, будто по ней бегут мелкие иглы.

Ловлю игривое подмигивание. И с тяжестью на душе рву зрительный контакт, чтобы не отвлекать.

Следующий раунд начинается с резких и точных ударов, которые Ратмир наносит сопернику, забивая того в угол.

Внутренности скручивает. Во рту сохнет и появляется горечь. Я мелко дрожу и отстукиваю каблуком по полу.

Если Мир еще раз захочет пригласить меня в путешествие, то пожалуйста, пусть это будет что-то более романтичное...

— Выдохни, он его сделает, — подбадривает Гоша. — Все наши ставили на Авдеева…

Я отвлекаюсь, слушая разговор, а когда возвращаюсь взглядом к клетке — рефери объявляет о завершении поединка.

В четвертом раунде Ратмир отправляет соперника в технический нокаут.

Боже. Наконец-то.

В приподнятом настроении подхватываюсь на ноги и направляюсь к клетке. Помимо меня желающих поприветствовать победителя — уйма. Особенно активно этого желает Нина, которой удается повиснуть на крепкой шее целых несколько секунд.

Бесит.

Ратмир мягко убирает тонкие руки и прорывается вперед, выделяя меня среди толпы. Стискивает запястье, ведет в сторону медпункта.

Голоса

и гул стихают. Я сплетаю наши пальцы, поспевая за быстрым размашистым шагом, и рассматриваю блестящую от пота спину.

Мир снимает перчатки и бинты. Садится на скамейку. Пьет много и жадно. Смотрит так же. Адреналин прет из него с излишком. Знаю, чего хочет. Догадываюсь, что последует дальше. И взволнованно поправляю волосы.

— Я обработала ссадины антисептиком, — отчитывается медсестра, вклиниваясь между нами. — Зашивать ничего не нужно.

Благодарим. Из медпункта направляемся прямиком к раздевалкам.

Прикосновения нетерпеливые, под кожей искрит. Я боюсь такого Ратмира. Голодного, сумасшедшего. Пропитанного кровью и потом. И в то же время послушно за ним следую.

Включив свет в помещении, задерживаемся у стены.

Мир ставит руки по обе стороны от моей головы. Нависает, задумчиво дёргает уголками губ. Кажется, будто любуется, заряжая и опаляя кипящей энергетикой.

То, как блуждает взгляд по лицу и ниже — только усиливает возбуждение. Я целую мужскую грудь, глажу ссадины. Жалею, но молча. Слишком много эмоций, чтобы ими делиться вслух.

Дверь в раздевалку неожиданно и без стука открывается, застав нас врасплох.

На пороге невозмутимо стоит та самая Нина, обмахиваясь белым конвертом и открыто улыбаясь. Признаю, место не самое подходящее для уединения, но всё же.

— Мир, можно тебя на минуту? Это по поводу денег.

Получив короткий поцелуй в висок, остаюсь одна.

— Я сейчас, Даш.

Обнимаю себя руками за плечи, неприятно ежусь.

Ревность толкает к безрассудным поступкам, но я держусь упрямо и до последнего. Раньше мне казалось, что это чувство испытывают неуверенные в себе малолетки, а теперь немного меняю мнение. Еще и влюбленные без памяти дурочки.

— У тебя с ней что-то было?

Задаю вопрос в лоб, когда Мир возвращается в раздевалку, вытирая лицо свежим полотенцем. Взгляд прямой и невозмутимый. Глаза не бегают, но сомнений не остается.

— С кем?

Громко фыркаю, отлипая от стены, будто не так уж и интересно.

— Ой, все. Ни с кем.

В комнате повисает тишина, нарушаемая моим неадекватным сердцебиением. Знала бы как притормозить — давно бы это сделала.

— Эй, ты должна меня жалеть и лечить, а не дуться, — произносит Мир, опять заключая в ловушку рук и обнимая до хруста в ребрах.

— Ты манипулируешь.

— А ты используешь самый безжалостный метод психологического насилия — игнор и молчание.

Прикосновения приятно ощущаются на бедрах и животе. Эмоции сбоят, обида стихает, а ревность стремительно прячется.

Особенно, когда губы щекочет горячее и влажное дыхание.

— Что?

Мотаю головой, сдерживая собственнические порывы. Осторожно касаюсь широких плеч. Встаю на носочки и, прежде чем дотронуться до жёстких губ с солоноватым привкусом крови, до последней капли впитываю спонтанное и искреннее признание: