Без единого свидетеля
Шрифт:
— Корсико и не собирался…
— Он начал сразу с вопроса о брате Уинстона, — не дал ему договорить Линли. — И, как я понял, он уже был в курсе дела, то есть ему уже подсказали, под каким углом он должен раскрыть тему, когда будет писать статью. Сэр.
Лицо Хильера приобрело устрашающий оттенок. Краска поднималась от шеи к щекам и выше, как рубиновая жидкость в стакане.
— Я не желаю слушать ваших инсинуаций.
Линли сделал над собой усилие, чтобы говорить, не повышая голоса.
— Сэр, позвольте мне объяснить. На вас оказывается давление. На меня оказывается давление. Население
— Вы не смеете обсуждать и тем более отменять решения, которые приняты вышестоящими лицами. Вам понятно?
— Я буду обсуждать и отменять все, что сочту необходимым. Я буду поступать так каждый раз, когда принятые вышестоящими лицами решения будут мешать моим людям выполнять работу. Статья об Уинстоне, наполовину состоящая из рассказа о его пропащем брате, — ведь мы с вами, сэр, знаем, что «Сорс» собирается поместить фотографию Гарольда Нкаты рядом с портретом Уинстона… Каин и Авель, Исав и Иаков, блудный сын и… Статья об Уинстоне, как раз в то время, когда ему и так приходится нелегко, участвуя с вами в пресс-конференциях… Она просто недопустима, сэр.
— Как вы смеете говорить мне, будто лучше специалистов разбираетесь, как обращаться с прессой? Будто вы, воображая себя вознесенным на высоту, недоступную остальным смертным…
— Сэр. — Линли вовсе не желал быть вовлеченным помощником комиссара во взаимное поливание грязью. Он отчаянно искал выход. — Уинстон обратился ко мне сам.
— Он что, попросил вас вмешаться?
— Вовсе нет. Он командный игрок. Но он упомянул, что Корсико планирует писать статью в ключе «плохой брат — хороший брат», и его беспокоило, что родители…
— Да мне плевать на его родителей! — Голос Хильера гремел. — О нем есть что писать, и я хочу, чтобы это было написано. Я хочу, чтобы так и было, и я хочу, чтобы вы проследили, чтобы все было выполнено в соответствии с моим приказом.
— Я не могу этого сделать.
— Еще как можете…
— Подождите. Я неточно выразился. Я не стану этого делать. — И Линли продолжал, не давая Хильеру шанса ответить и изо всех сил стараясь сохранять хотя бы внешнее спокойствие: — Сэр, когда я позволил Корсико копаться в моем прошлом, это одно дело. Он делал это с моего разрешения и может продолжать в том же духе, если это действительно требуется для повышения авторитета столичной полиции. Но совсем другое дело, когда он принимается за одного из моих людей, и особенно — за того, кто не желает, чтобы о нем или о его семье писали в газетах. Я обязан уважать это желание. И вы тоже.
Он знал, что последние слова были лишними. Он знал это, еще не успев их произнести. Хильер, по-видимому, только и ждал подобной фразы.
— Вы переходите все границы! — завопил он.
— Это ваша точка зрения. Моя же такова, что Уинстон Нката не хочет быть частью пропагандистской кампании, направленной на умиротворение тех самых людей, которых столичная полиция предает раз за разом. Я не виню его за это. Я не считаю, что он не прав. И
— Достаточно! — Хильер был на грани срыва. Сорвется ли он в пропасть ярости, нервного припадка или действия, о котором они оба пожалеют, еще предстояло узнать. — Вы чертов вероломный, дерзкий… Вы, никчемный выходец из привилегированного сословия, еще смеете… да как вы смеете… вы… указывать мне…
В этот момент они оба увидели бледную как смерть Харриман. Она возникла у двери, которая так и осталась распахнутой после вторжения Хильера. Ужасно, подумал Линли, что весь этаж вынужден слушать перепалку между ним и помощником комиссара.
— Убирайтесь отсюда к чертовой матери! — заорал Хильер. — Совсем не соображаете?
Он двинулся к двери, собираясь захлопнуть ее перед лицом Харриман. Невероятно, но Харриман выставила руку, чтобы помешать ему.
— Я займусь вами позже… — начал он.
Однако она перебила его еле слышно:
— Сэр. Сэр. Мне нужно сказать вам кое-что.
Линли не поверил своим глазам, увидев, что она говорит не с ним, а с Хильером. Женщина определенно сошла с ума, думал он. Она хочет вмешаться.
— Ди, в этом нет необходимости, — сказал он.
Она даже не взглянула на него, когда проговорила:
— Есть. — Ее взгляд оставался направленным на Хильера. — Это необходимо. Сэр. Пожалуйста.
Последнее слово она выговорила с трудом, еле вытолкнув его из горла.
Хильер тоже увидел, что происходит нечто неординарное. Он схватил Харриман под руку и вышел вместе с нею из кабинета Линли.
Дальнейшие события развивались быстро и непостижимо.
За дверью кабинета послышались взволнованные голоса, и Линли решил пойти посмотреть, что же такое происходит, в конце концов. Он успел сделать лишь два шага, потому что дверь снова распахнулась и вошел Саймон Сент-Джеймс.
— Томми, — произнес он.
И Линли понял. Понял, хотя не хотел понимать. Не хотел признавать за Сент-Джеймсом права входить в его кабинет без предварительного объявления Харриман — потому что такое право дается только чрезвычайными, крайними обстоятельствами…
Он услышал, как где-то недалеко вскрикнули: «О господи!» Сент-Джеймс болезненно поморщился. Он смотрел на Линли, не сводя глаз.
— В чем дело? — спросил Линли. — Что случилось, Саймон?
— Тебе надо поехать со мной, Томми, — сказал Сент-Джеймс — Хелен…
И тут он запнулся.
Линли навсегда это запомнит: его друг, когда настал решительный момент, запнулся. Он дрогнул. Эта пауза многое говорила об их дружбе и о женщине, которую они оба так сильно любили.
— Она в больнице Святого Фомы, — сказал Сент-Джеймс. Его глаза покраснели, он хрипло откашлялся, — Томми, ты должен срочно поехать со мной.
Глава 28
Оказавшись за пределами квартиры Беркли Пирса, Барбара Хейверс обдумывала свой следующий шаг. Все складывалось в пользу краткого визита к Барри Миншоллу в участок на Холмс-стрит. Может, ей повезет и она сумеет выудить что-то полезное в той выгребной яме, что служит Миншоллу мозгом.