Без единого свидетеля
Шрифт:
— Жестокость при исполнении.
— Пусть так и напишут на моей могиле. Вот мы и пришли.
Она толкнула дверь комнаты для допросов. Внутри сидел Робби Килфойл и сбоку от него — дежурный адвокат, который что-то настойчиво ему втолковывал.
Первая мысль Нкаты была о том, что Килфойл не очень-то похож на фотороботы, которые удалось составить в ходе расследования дела. Он имел отдаленное сходство с портретом мужчины, которого видели в коридорах спортзала «Сквер фор Джим», где тренировался Шон Лейвери, и не имел ничего общего с человеком, который купил у Муваффака Масуда фургон прошлым летом, хотя он мог вовсе не быть тем человеком.
А вот Робсон, несмотря на все свои грехи, почти не ошибся, составляя портрет серийного убийцы, и те скудные факты, что они смогли выудить из Килфойла (когда дежурный адвокат не прерывал его просьбой внимательнее следить за своими словами или вообще замолчать), подтверждали это. Возраст Килфойла — двадцать семь лет — с запасом попадал в предложенный Робсоном интервал, и его семейные обстоятельства также совпадали с предсказаниями психолога. С тех пор как умерла мать, он жил вдвоем с отцом, пока не умер и тот, примерно полгода назад. Это и стало источником стресса, прикинул Нката, так как вскоре после этого начались убийства. Им уже было известно, что его прошлое также не противоречило составленному психологом заключению: за ним числились проблемы с прогулами в школе, обвинения в подглядывании и самовольные отлучки в армии. Но в то краткое время, что имелось в их с Барбарой распоряжении до появления в участке Джона Стюарта, который потом возьмет дальнейший ход дела в свои руки, они выяснили из разговора с Килфойлом, что остальные детали поступят только вместе с уликами. Улики же эти следует искать в его доме, вероятно — в окрестностях ледового комплекса и в его фургоне.
Фургон ожидал прибытия команды экспертов-криминалистов. Окрестности ледового комплекса ожидали наступления светового дня. Значит, оставался дом на Гранвиль-сквер. Нката предложил съездить взглянуть на него. Барбара не хотела «оставлять гада без присмотра», но всё же согласилась. Выходя из участка, они столкнулись с Джоном Стюартом. Он уже держал в руках разлинованный лист, готовый делать пометки, а пробор в волосах он, должно быть, проводил по линейке. На волосах еще видны были следы расчески.
Он кивнул им обоим и обратился к Барбаре:
— Отличная работа, Хейверс. Теперь вас, несомненно, восстановят в ранге. Как он?
Разумеется, инспектор интересовался состоянием не Килфойла, а суперинтенданта.
— Он в больнице, — ответила Барбара. — Ненадолго. Говорят, что через несколько часов отпустят. Я звонила его матери, она заберет его. Или сестра. Они обе в Лондоне.
— А в остальном?
— Он почти ничего не говорит, — покачала головой Барбара.
Стюарт кивнул и мрачно воззрился на здание полицейского участка. По изменившемуся выражению лица Барбары Нката видел, что она почти любит инспектора за то мгновение, в котором он сумел проявить толику сочувствия.
— Бедняга, — проговорил Стюарт. И обычным тоном велел: — Возвращайтесь к делам. Поешьте. До встречи в Ярде.
Еда их не интересовала. Вместо ближайшего кафе они отправились на Гранвиль-сквер. Когда они прибыли на место, там уже кипела жизнь. Припаркованный перед домом микроавтобус говорил о том, что команда экспертов уже внутри, а на тротуаре собрались любопытствующие соседи. Нката помахал перед констеблем у парадного входа удостоверением и объяснил, кто такая Барбара и почему у нее нет документов. Их пропустили.
В доме, как и ожидалось, нашлись дальнейшие подтверждения,
— Да, не очень-то он любил своего папаню, как я посмотрю, — сказала Барбара.
В дверях появился один из одетых в белое членов команды экспертов-криминалистов.
— Подумал, вам будет интересно взглянуть, — сказал он, протягивая ковчежец, который, судя по виду и размеру, служил вместилищем человеческого праха.
— Что там? — спросил Нката.
— Его сувениры.
Эксперт поднес урну к комоду, на котором стояла неугодная Килфойлу свадебная фотография, и приподнял крышку. Они склонились над содержимым.
Человеческий прах составлял большую часть содержимого, но в нем находилось еще несколько покрытых пеплом комков. Барб первой догадалась, что это такое.
— Пупки, — сказала она. — Как ты думаешь, чей это пепел? Папани?
— Хоть королевы-матери, — заметил Нката. — Мы его уже не упустим.
Теперь можно было оповестить семьи. Никакое правосудие не станет для них утешением. Но это хотя бы поставит точку.
Нката отвез Барб обратно к больнице Святого Фомы, чтобы она договорилась об эвакуации машины в ремонтную мастерскую и ее дальнейшей починке. Там они расстались, при этом ни один из них не взглянул на больницу.
Нката поехал в Скотленд-Ярд. Время уже перевалило за девять часов, и движение было медленным. Он окончательно застрял на Парламент-сквер, когда зазвонил мобильный. Он думал, что это Барб, нуждающаяся в поддержке и совете по поводу машины. Но взгляд на экран телефона опроверг его предположение, потому что высветился незнакомый номер. Поэтому он сказал в микрофон только:
— Нката.
— Значит, вы его арестовали. Сегодня утром слышала новости. По радио.
Говорил женский голос, знакомый, но по телефону Нката его еще никогда не слышал.
— Кто это?
— Я рада, что дело закрыто. И я знаю, что ты желал ему только добра. Желал нам обоим. Я знаю это, Уинстон.
Уинстон?
— Яс! — воскликнул он.
— Я знала это и раньше, просто не хотела думать, что это значит, понимаешь? Я до сих пор не хочу. В смысле, не хочу думать об этом.
Он взвесил ее слова, взвесил тот факт, что она позвонила.
— А хотя бы глянуть один разок сможешь?
Она молчала.
— Один взгляд — это не много, так ведь. Движение глаз, и все. Даже не нужно смотреть на самом деле. Просто бросить один коротенький взгляд. Вот и все.