Без материальных и жилищных проблем

Лера Леонтьева

Изнеженные «столичные штучки» жутко мерзли в палатках. На ночь они натягивали на себя всю одежду, которую взяли с собой. Сверху, кроме байкового одеяла, накрывались с головой матрацем, вытащенным из-под себя. Я же делала все наоборот. Полностью раздевалась, надевала пижаму, а одеяло стелила поверх матраца. Накрывалась только покрывалом. Так в детстве поступали герои любимых сказок, когда им приходилось ночевать под открытым небом. А я закрепила на практике их метод во время школьных турпоходов. Мои соседки вначале крутили пальцем у виска, но через пару дней весь наш дружный коллектив спал по моему методу.

– Слушай, Томка! А ты, оказывается, классная девчонка, – хлопали они меня

по плечу. – Как мы раньше тебя не замечали? Тебе бы еще научиться курить, и цены тебе не будет. – И я, повздыхав, научилась курить.

Как-то в нашу палатку наведался проверяющий из университета. Наш куратор, преподаватель археологии – милейший Мих-Мих, добросовестно знакомил высокого гостя с культурой и бытом студентов. Подошли к столу, где мы только что пировали. При появлении проверяющих я стыдливо прикрыла остатки ужина красной скатертью, утащенной мною лично из клуба в отместку за негостеприимство.

– А здесь у нас красный уголок, студентки по вечерам читают, – торжественно провозгласил Мих-Мих, сделав широкий жест рукой. При этом он зацепил ткань, и скользкая скатерть соскользнула. Среди консервных банок с килькой в томате и бутербродов с кабачковой икрой особенно живописно смотрелась недопитая бутылка «Гроно Закарпаття». Я уже мысленно представила гневное письмо из деканата родителям о неподобающем поведении их дочери. А Нателла лучезарно улыбнулась и пригласила гостей к нашему «шалашу». Больше нашу бригаду к полевым работам не привлекали, а произвели в вечные дежурные по лагерю.

Однажды вся кампания отправилась на озеро. Выходов к воде было мало, все заросло камышами. Нам удалось найти небольшой песчаный «карман» среди густых зарослей. Только разделись и искупались в первый раз, как по соседству расположилась группка из трех парней. Они сразу расстелили подстилку и стали выставлять на нее батарею бутылок.

– Все, конец нашим посиделкам. Местные привалили. Не хочется здесь отсвечивать. Сейчас первую выпьют и начнут приставать. – Нателла брезгливо поморщилась. – Войницкий, будь другом, разведай обстановку дальше по берегу. Может еще есть свободное местечко.

Я послушно оделась. Обуваться не стала, решила, что пройдусь босиком по траве. Сразу за нашим пляжиком протекал ручеек, стекающий из леса в озеро. Чтобы попасть в соседний «карман», нужно было его перейти по хлипкому мостику. Мостик был сложен из старых покрышек, привязанных к железным штырям, забитым в землю под водой. Я с опаской ступила на первую шину. Стала переставлять ногу на следующую и вдруг услышала за спиной крик:

– Том-ка! Мы передумали! Возвращайся!

От неожиданности я покачнулась и потеряла равновесие. Нога сорвалась с мокрой шины и с разгона напоролась на штырь. Я шлепнулась в воду. Кое–как поднялась, вся мокрая. А вода в ручье стала окрашиваться в непонятный бурый цвет. Почувствовав сильную боль, я подняла ногу и увидела, что от ступни оторвался кусок мяса и висит на тонкой полоске кожи. Из раны хлестала кровь. Я не знала, что делать и так и стояла на одной ножке, истекая кровью, пока, обеспокоенные моим отсутствием, девчонки не пошли меня искать.

– Стой, как стоишь, – приказала перепуганная Нателла и помчалась назад. Вскоре она вернулась, приведя … нежелательных соседей по пляжу. Как оказалось, за время моего отсутствия две кампании успели познакомиться и выяснилось, что те парни – студенты-медики, отбывают повинность на «картошке» в соседнем колхозе. Так что первую помощь мне оказали вполне квалифицированно. Для дезинфекции щедро полили рану бутылкой «Столичной». Внутрь тоже заставили принять. Это была первая в жизни рюмка водки.

История с моей травмой имела еще одно продолжение. С того памятного дня

в нашу палатку зачастил тот самый медик, что бинтовал мне рану. Якобы для того, чтобы наблюдать за состоянием моей раны. После нехитрой процедуры перевязки мой спаситель с удовольствием оставался на вечерние посиделки. Я изо всех сил развлекала гостя, угощала чаем со столовскими ватрушками, но тот упорно косился на Нателлу. Ее поток энергии поглотил парня вмиг. Что я могла этому противопоставить? Общую эрудицию? Безграничную признательность? Смешно! Силы были явно неравные. А Нателла пару дней пофыркала, сталкиваясь в тесном жилище с незваным гостем, потом милостиво согласилась на небольшую прогулку по окрестностям лагеря, а как–то вернулась уже утром. Через год они поженились. А у меня … остался шрам на всю жизнь … на ноге.

О дальнейшем пребывании в полях не могло быть и речи. Перепуганный Мих-Мих первой же оказией отправил меня обратно в Город. Зато, когда осенью все вернулись на учебу, никаких мыслей по поводу перевода у меня уже не было. Я переселилась к новым подружкам и погрузилась в настоящую студенческую жизнь.

С музыкальными автоматами в подвальных кафешках! С фруктовыми десертами в кулинариях! С кофейными церемониями после пар! В гастрономе на углу на импортной кофе-машине варили сногсшибательный «эспрессо». Именно так, без буквы «к», научилась я выговаривать волшебное слово. Стоя в очереди за порцией «двойной половинки», а затем, осторожно держа одной рукой чашку с отбитой ручкой (только такие разрешалось выносить на улицу), а другой – сигарету, я с тайным трепетом выслушивала новости студенческой жизни и сплетни об амурных делах университетских знаменитостей. А еще спонтанные дискуссии о начавшихся в стране переменах и возрождающемся национальном духе. И еще гуляния допоздна по ночному Городу, в огнях, всплесках фонтанов и шумных толпах. Свысока посматривала я на бывших товарок по комнате, притихших в своем большевистском рвении.

А в перерывах между сказочной учебой – необременительные сессии и увлекательные практики, прикосновения к скифским курганам и архивным тайнам. Да что там говорить!

И будущее уже проглядывало краешком надежды. После случая в колхозе, встречая меня в университетском коридоре, Мих-Мих участливо осведомлялся:

– Госпожа Воинова, как поживает Ваша нога? Не беспокоит? – Я краснела как рак и бормотала что-то невразумительное. А он, как ни в чем не бывало, пригласил познакомиться с его кафедрой. Я робко согласилась и … загорелась мечтой стать музееведом. Как раз появилось одно место. В то время я уже открыла для себя Булгакова и со «слепыми» копиями «Белой гвардии» вышагивала по Городу, конструируя маршруты главных героев, проживая их трагедию наяву и отмечая сохранившиеся здания. И мечтала в один прекрасный день открыть музей Мастера, где всем посетителям будут вручаться карты и проводиться пешие экскурсии по его произведениям. Мих-Мих всячески поддерживал мое начинание. Дальше начинались сладкие грезы.

И тут меня позвала на серьезный разговор Нателла. Решительным тоном, не дававшим ни единого шанса на возражения, она, нет, не попросила, а потребовала, чтобы я уступила ей заветное место на кафедре. Оказывается, она с детских лет мечтала стать искусствоведом, но в нашем Городе такой специальности не было. И вот, наконец, свершилось, открылось вожделенное направление, но зачем-то влезла я.

– Слушай, Войницкий, какая тебе разница, что в дипломе мелкими буквами будет написано? Главное, что ты – историк. С такой профессией ты кем угодно сможешь устроиться. У нас в стране вся элита – историки. Так что, не пропадешь. А у меня, понимаешь, детская мечта! Разве можешь ты ее разрушить? Ты же мне подруга, или кто?