Без Москвы

Лурье Лев Яковлевич

Марина Вахтина, внучка Веры Пановой: «Прекрасно помню, как она рассказывала об изгнании Лжедмитрия из Москвы и о том, как Марина Мнишек во время этого погрома пряталась под юбками своей фрейлины. Бабушка все это живо изображала. Мы, конечно, слушали, затаив дыхание. Очевидно, тогда зрели замыслы заняться историческими повестями – тем жанром, который она очень любила. Остается только жалеть, что вот эта линия ее творчества оборвалась с ее уходом».

С приближением старости Вера Панова все чаще говорила близким, что смерти не боится, но боится быть парализованной. Этот страх был ненапрасным. В 1967 году случился инсульт.

Она оказалась прикована к инвалидному креслу. Это ничего не изменило – как и прежде, Вера Панова работала на износ и руководила жизнью своей большой семьи. По-другому просто не могла.

Советскую, прежде всего ленинградскую, литературу 1960–1970-х годов мы представляем себе по остроумнейшим произведениям Сергея Довлатова. Это был человек злоречивый, и о ком бы он ни писал, его персонаж сразу же становился героем какого-то комического и не очень приятного театра. Довлатов прекрасно знал Панову. В конце 1960-х он работал у нее литературным секретарем. Со страниц прозы Довлатова Панова предстает воплощением абсолютной нормы. О ней не было сказано ни одного дурного слова. Она единственный положительный персонаж в прозе Довлатова.

Николай Вахтин, внук Веры Пановой: «У нее были очень простые и очень твердые представления о том, что такое хорошо и что такое плохо. Любовь и уважение – это хорошо, а ненависть и злоба – это плохо. Семья – это хорошо, а развод – это плохо. У нее были очень простые нравственные позиции и представления. Поэтому, наверное, она могла писать так, как она писала, и, наверное, поэтому ее любили».

18 марта 1973 года Веру Федоровну Панову отпели в Никольском морском соборе, а потом похоронили по православному обряду на Комаровском кладбище. Таково было ее завещание. И это, пожалуй, был ее первый открытый конфликт с советской властью. Потому что советский писатель должен быть предан земле после гражданской панихиды, а не после православной молитвы. Так или иначе, Вера Панова прожила жизнь, как призывал советских писателей их коллега, великий Александр Солженицын – не по лжи.

Ректор

Профессия «ректор» не предполагает, что нужно читать огромное количество обязательных курсов, много напрямую работать со студентами и быть великим ученым. И уж тем более советский ректор не должен способствовать преподаванию лженауки генетики и приглашать в университет весьма сомнительных специалистов вроде Льва Гумилева. Однако все это не имеет никакого отношения к ректору ЛГУ имени Жданова – Александрову, который все делал наоборот. И это рискованное «наоборот» десятилетиями спасало наш университет.

Петербургский университет существует очень давно: по одним сведениям, с 1725 года, по другим – с 1819 года. За всю историю у университета был, пожалуй, один великий ректор – Александр Данилович Александров.

В начале 1950-х Ленинградский университет переживает глубочайший кризис. Борьба с космополитами и Ленинградское дело обернулись увольнением, арестом и гибелью десятков блестящих профессоров, закрытием целых научных направлений, административным хаосом. С конца 1940-х ректоры меняются каждый год – это временщики, которые боятся собственной тени. В эту логику совершенно не вписывается очередное кадровое решение. В апреле 1952 года ректором ЛГУ назначают Александрова, блестящего математика-геометра без всяких заслуг перед властью, молодого, жесткого и принципиального. Что это – чудовищный недосмотр или изощренный ход конем?

Александр

Данилович Александров, ректор ЛГУ с 1952 по 1964 годы

Игорь Кон, социолог: «Он был абсолютно неподходящий для этого времени человек. Как он на это согласился, тоже непонятно».

Даниил Александров, сын А. Д. Александрова: «Когда его вызвали в Москву и проводили с ним беседу, он сказал: “У меня есть один крупный недостаток”. “Какой?” – спросили у него. “Я мало управляем, я стараюсь делать то, что считаю нужным”. “Ну, мы с этим разберемся”, – сказали ему спокойно в Москве, и назначили ректором».

На момент назначения Александрову 40 лет. Он самый молодой ректор в истории университета, но в его жизни все было рано. В 24 года – доктор наук, в 30 – лауреат Сталинской премии. Член-корреспондент – в 34 года, ректор – в 40 лет. Сумасшедшая карьера, тем более удивительная, что Александров – человек с небезупречной анкетой – он потомственный дворянин, на стенах рабочего кабинета развешаны портреты предков, еще мастер спорта по альпинизму, а еще англоман – на досуге переводит Шекспира. На дворе же начало холодной войны и пик послевоенных репрессий.

Людмила Вербицкая, ректор СПбГУ с 1994 по 2008 годы:

«Александра Даниловича спас только 1953 год, когда умер Сталин. За год с небольшим Александров успел сделать очень многое. Он помог огромному количеству людей».

Даниил Александров, сын А. Д. Александрова: «Не прошло и полугода его работы на посту ректора, как на него пошли доносы. Например, он, по мнению некоторых, недостаточно борется с космополитизмом в университете. Его вызывали в Москву и наставляли на путь истинный, говорили, что он должен всех космополитов выгнать. Его спас министр образования Столетов, который решил, что если в ЛГУ будут непрерывно меняться ректоры, то под ним самим может кресло зашататься».

Хрущевская оттепель стала для Ленинградского университета эпохой Александрова. Он был полон сил. Читал лекции в объеме рядового доцента. Вел аспирантов. Не оставлял науку – в эти годы совершил ряд важнейших геометрических открытий. Летом ходил в горы. Зимой вместе со студентами катался на лыжах в Кавголово под Ленинградом. Университет при нем ожил. На филфаке проходили открытые диспуты, куда стекался весь город. На матмехе – философский семинар. Человек на своем месте – так говорили про Александрова в Ленинграде.

Каждый год 1 мая и 7 ноября на Марсовом поле около дома Адомини собиралась огромная толпа студентов, которые кричали: «Александр Данилович, Александров Данилович, ректор, ректор!» Александров выходил на балкон, удовлетворенно смотрел на собравшихся – это были студенты, которые ждали его на демонстрацию. А после праздничной демонстрации его часто качали. Александров был настоящий любимец студенчества – такой вождь, человек скорее 1920–1930-х, чем послевоенного времени.

Анатолий Вершик, математик: «Его действительно качали на руках, я в этом участвовал. Это было наше любимое занятие. На демонстрацию он всегда приходил со студентами, иногда приводил дочку. Я очень хорошо помню одну из демонстраций, где мы вели откровенные разговоры, и он мне сказал: “Знаете что, давайте мы здесь не будем об этом. Позвоните мне, поговорим в другой обстановке”. Он был человеком открытым, в нем абсолютно не было чиновного чванства».