Без Москвы
Шрифт:
Хрущев, начало правления которого ознаменовалось либеральной оттепелью, позднее отказался от этой политической линии. Начало 1960-х стало периодом новой идеологической кампании. Шла борьба за утверждение истинно социалистического искусства, и директор Эрмитажа оказался на передовой линии этого идеологического сражения.
В 1956 году на третьем этаже Эрмитажа для всеобщего обозрения была выставлена часть коллекции московских купцов Щукина и Морозова. Собирали они французскую живопись начала ХХ столетия. Зритель, привыкший к социалистическому реализму, впал в шок: оказалось, что живопись – это не только «Ходоки у Ленина», но и «Танец» Матисса. Советские художники
Серов – автор образцовых соцреалистических картин «Ходоки у Ленина» и «Зимний взят», не допускал даже мысли, что директор Эрмитажа посмеет ему возражать. В составе комиссии, которую он привез в Ленинград, был любимый скульптор Хрущева Евгений Вучетич, старый приятель Артамонова, в 1920 году они делили мастерскую при Русском музее.
Абрам Столяр, доктор исторических наук: «Этот старый друг ему сказал: “Михаил, тебе что больше всех надо? Ты герой соцтруда и состоишь в двух академиях!” Артамонов ответил: “Тверские не продаются”».
Артамонова поддерживала бесстрашная Антонина Изергина, лучший в стране специалист по западноевропейскому искусству.
Михаил Пиотровский, директор Государственного Эрмитажа с 1992 года: «Она зачитала в присутствии большой комиссии текст о том, что коллекция Щукина и Морозова имеет громадное значение для воспитания и составляет огромную культурную ценность».
Абрам Столяр, доктор исторических наук: «Неграмотность Серова и всей этой компании доходила до того, что он, не разбираясь в речи Изергиной, прервал ее криком: “Ахинея! Это провокация!” Тоня говорит: “Не знаю. Подписано: В. И. Ленин”. На этом все закончилось, комиссия удалилась и отбыла в Москву».
Артамонов оказался крайне неудобным директором, и начальство только ждало повода для сведения с ним счетов. Повод появился 30 марта 1964 года, когда в галерее Растрелли открылась предназначенная для сотрудников музея выставка эрмитажных такелажников, в числе которых прославившиеся позднее художники-авангардисты – Шемякин и Овчинников.
Владимир Овчинников, художник: «Мы собрали экспозицию, расставили картины по стенкам в соответствии с тем, как мы предполагали их повесить. Естественно, нужно было начальствующего благословения получить, но Артамонова в то время не оказалось в Эрмитаже, он был в отъезде. Мы пригласили его заместителя по научной части Владимира Францевича Левинсона-Лессинга. Это был изумительный человек, прекрасный ученый. Он пришел, осмотрел наши опусы и попросил убрать одну или две обнаженки, которые ему показались несколько вызывающими. Естественно, это было беспрекословно исполнено, и мы их удалили с экспозиции».
Выставка такелажников проработала только один день. После доноса в райком в Эрмитаж срочно приехала идеологическая комиссия, которая сняла картины. Партаппаратчики требовали увольнения Левинсона-Лессинга, однако вернувшийся из отпуска Артамонов взял всю ответственность на себя.
Галина Смирнова, доктор исторических наук: «Я помню эту страшную тревогу, которая возникла после того, как его сняли. Я тогда к нему пришла и спросила, чем мы, его ученики, можем помочь. Он сказал: “Вы понимаете, дело ведь не в том, что
Артамонов проработал на посту директора Эрмитажа 13 лет – с 1951 по 1964 год. В 1964-м на Дворцовой набережной наблюдалась процессия. Артамонов вышел из Эрмитажа, он был уволен, а за ним шли сотрудники. Они провожали своего директора. И нельзя сказать, чтобы он был какой-то мягкий человек, чтобы он кого-то числил в своих любимчиках. Наоборот, это был человек аристократический, мужественный. Между ним и сотрудниками была определенная дистанция. Но они понимали, кого они теряют. Артамонов сдал свой пост следующему директору – Борису Пиотровскому.
Олег Артамонов, сын Михаила Артамонова: «В этот же день ему позвонил Мавродин, декан исторического факультета, и сказал: “Михаил Илларионович, для вас всегда кафедра открыта”. Наверное, отец все в себе держал, но такие небольшие знаки поддержки, конечно, для него были важны. На него тогда навалилась вся эта государственная машина. Можно было уйти только в науку, чтобы обо всем этом забыть».
Артамонов вернулся в археологию. Он стал кумиром студентов истфака ЛГУ. Последнее напутствие начинающим археологам Артамонов произнес в июле 1972 года, за несколько дней до своей смерти.
Андрей Алексеев, доктор исторических наук: «Он сказал, что трудности, конечно, существуют, но если вы твердо встали на этот путь и выбрали его сознательно, не хотите сворачивать с него, надо проявлять смелость и твердость. Только тогда вы достигнете желаемых результатов».
Олег Артамонов, сын Михаила Артамонова: «Всю нашу семью очень радовало, что даже через 30 лет после его смерти они всегда приходили на день рождения. 5 декабря у нас появлялись все, кто мог прийти, люди даже приезжали из других городов. Все очень тепло его вспоминали».
Андрей Алексеев, доктор исторических наук: «До сих пор мы так или иначе работаем под портретами Михаила Илларионовича, особенно в Эрмитаже. Конечно, здесь его всегда будут помнить».
В истории нашего Отечества очень часто встречаются моменты, которые в мореходном деле называются «поворот все вдруг». Все, чему страна поклонялась, проклинается. Меняются экспозиции, перевешиваются портреты, разрушаются памятники. В такие моменты важно, чтобы нашелся человек, который сказал бы: «Не трогай, положи на место, сохрани». Именно таким человеком был Михаил Илларионович Артамонов – фельдмаршал Эрмитажа. Благодаря ему сохранилась коллекция этого великого музея, он старался всеми силами не превратить Ленинград в заурядный советский мегаполис.
Комендантша
Осенью 1993 года посетители сквера в Соляном городке, рядом с Музеем обороны Ленинграда, стали замечать, что каждое утро сюда приезжает пожилая женщина. Она гуляет по скверу, сидит на скамейке. Вечером за ней приезжает машина. Будто рабочий день здесь проводит.
Сотрудники музея узнали в даме своего бывшего директора, Людмилу Николаевну Белову, человека очень известного в Ленинграде, легендарную комендантшу Петропавловской крепости, основавшую Музей истории Петербурга, создательницу самой могучей музейной империи города. В конце сентября Белова перестала приходить в этот сквер, а в октябре город узнал о том, что ее больше нет, она умерла.