Без объявления войны
Шрифт:
— Эх, еще бы недельку... — Твардовский посматривает на синеватые сливы. Под их тяжестью ветки гнутся до самой земли.
С высокого холма стараемся разглядеть полоску Днепра. Как ни напрягаем зрение, нет, ничего не видно. Пойма в тумане, еще не продута ветром.
Не хочется расставаться с товарищами, по связной показывает мне протоптанную тропку, уходящую в камыши. На прощание молча поднимаем над головой руки и крепко сжимаем их. Это означает: до встречи!
Пробираюсь через топкое, усеянное кочками болото. Камыши, густой лозняк и липкая грязь. Иду медленно, долго. Сквозь листву видны запыленные стальные башни. Вот и железнодорожная насыпь. Гремит залп бортовых орудий. Невольно
— К нам? Давай скорей, что стоишь истуканом?
Это был комиссар бронепоезда младший политрук Василий Казарин. Командир «крепости на колесах» старший лейтенант Петр Кириллович Ищенко находился на совещании в штабе армии. После знакомства я попросил Казарина показать дневник боевых действий. Это была скупая, немногословная запись. Но каждая строка говорила о железной воле команды бронепоезда № 56, принявшей боевое крещение в первые дни войны. Бронепоезд сражался с врагом сорок четвертые сутки. 5 июля 1941 года на Юго-Западном фронте перешли в наступление 6-я пехотная армия и 1-я танковая группа врага. После жестоких боев противник прорвал нашу оборону в районе Новограда-Волынского. Танки Клейста устремились вперед, за ними двинулись пехотные корпуса Рейхенау. На второй день после боев радисты бронепоезда приняли тревожные шифровки. Враг окружал со всех сторон. На железнодорожных переездах появились гитлеровская пехота, артиллерия на механической тяге, бронемашины и танки. «Мы можем взорвать бронепоезд, — обратился тогда к команде старший лейтенант Петр Кириллович Ищенко. — Но это будет только на радость врагу. Огонь наших пушек и пулеметов мы обрушим на захватчиков, будем пробиваться на соединение с нашими главными силами».
На совещании командного состава Ищенко наметил маршрут. Командир бронеплощадки лейтенант Черняев произнес самую короткую речь. Она состояла из четырех слов: «Боеприпасы, уголь, вода, продукты!» Продуктов было мало. Сухари и консервы, да и то в обрез. Установили строгий паек. Лейтенант Николай Цепковатый занялся рельсами, шпалами, костылями. В его подчинении находились дорожные мастера, и он понимал, какая тяжесть ляжет в походе на плечи ремонтной бригады.
Команда бронепоезда спешно запаслась углем и водой. Надо было торопиться, уйти подальше от шоссе. Каждую минуту могли появиться вражеские разведчики — мотоциклисты. Бронепоезд осторожно шел в сумерках. Всматриваясь в темнеющие поля, наблюдение вел интендант 3-го ранга Губский. Он заметил отблески пламени. Била артиллерия.
Бронепоезд остановился. Младший лейтенант Гаврильченко с двумя бойцами отправился на ручной дрезине в разведку. На опушке леса немецкая батарея вела сильный огонь. В темную дождливою ночь в тылу врага оказался не только наш бронепоезд. Моторизованные войска гитлеровцев вышли в тыл советским частям. Кто-то пробивался на восток, но встретил на своем пути этот огневой заслон. Бронепоезд незаметно подошел к роще, занял огневую позицию и притаился. Он выжидал. На опушке леса сверкнуло пламя, и в этот миг все пушки и пулеметы «крепости на колесах» ударили по врагу.
Шквал артиллерийского огня. Бронепоезд промчался мимо рощи и чуть свет внезапно появился на окраине Бородянки, захватив гитлеровцев врасплох. Начальник штаба капитан Мартыненко корректировал огонь. Пушки «крепости на колесах» били прямой наводкой.
К переезду устремились два танка, пытаясь преградить путь бронепоезду. Командир главного орудия старший сержант Смирнов метко послал снаряд, и головной танк вспыхнул. Второй танк подбил Кожевников.
Под Дружней после сильного боя бронепоезд вырвался из окружения. Воины бросились обнимать друг друга, поздравлять своих командиров с боевым успехом. Вот и Пост-Волынский. Но нельзя даже думать об отдыхе. Закипела работа, и как только команда «крепости на колесах» закончила погрузку боеприпасов и продуктов, радист принял шифровку — приказ главнокомандующего войсками Юго-Западного направления маршала Буденного. Бронепоезд направлялся на станцию Мироновка.
«Юнкерсы» беспрерывно бомбили железнодорожные пути. Но ремонтные бригады засыпали воронки, укладывали новые шпалы, заменяли разбитые рельсы. Глубокой ночью смогли уйти в тыл санитарные поезда, теплушки с эвакуированными. За ними двинулись эшелоны с хлебом, цветными металлами и оборудованием. К рассвету станция Мироновка опустела.
Ищенко, собрав команду «крепости на колесах», сказал:
— Спасибо вам, товарищи! Мы эвакуировали в тыл тысячи людей, спасли много народного добра. По местам!
Бронепоезд, покинув станцию, укрылся в удобной выемке. Бойцы во главе с начальником штаба Мартыненко занялись маскировкой. Бронепоезд был покрыт специальной сеткой. Каждую ночь бойцы меняли траву, запасались свежими ветками. Чтобы рельсы на запасном пути, где стоял бронепоезд, не блестели, их покрывали мазутом, глиной, черноземом.
— «Костыль» летит! — предупредил воздушный наблюдатель.
В светлеющем небе кружил вражеский разведчик. Он что-то высматривал, часто снижался. И не напрасно. В степи показалась кавалерия. Отходили части пятого кавалерийского корпуса имени Блинова. Вдруг появились танки. Их все больше и больше. Команда бронепоезда тогда еще не знала, что она встретилась в степи с ударной группой Клейста. Танки двигались по буграм, спешили по пыльным дорогам, старались закрыть конникам пути к отходу. Они брали кавалерию в клещи и теснили ее к полотну железной дороги. Хорошо замаскированной «крепости на колесах» гитлеровцы не заметили.
Сигнал! Пушки прямой наводкой ударили по головным машинам, и те вспыхнули в степи факелами.
Кавалерия устремилась к бронепоезду под прикрытие его огня. Проскакивая мимо, конники кричали:
— Спасибо, братцы, за выручку!
А «крепость на колесах» дышала огнем. Командиры орудий Смирнов и Соколов расстреливали машину за машиной. Но особо отличился наводчик Малашенко. Он даже не смотрел в панораму — было некогда — и наводил прямо по стволу. Ни один его выстрел не пропал даром.
Два танка, охваченные дымом, отползают назад. Наводчик посылает новый снаряд. С перебитой гусеницей третий танк, словно гигантский волчок, кружится на месте.
— Смотри, фашист вальсирует! — кричал Малашенко Елизарову.
Снаряд попал в бронированный вагон, ранил старшего электротехника Бакштейна и механика Алексеева. Они едва держатся от потери крови, но подача тока не прекращается. По-прежнему плавно поворачиваются стальные башни и аккуратно подаются снаряды. Сделав перевязку Бакштейну и Алексееву, лекпом Губский под пулями пробрался к раненым на открытую площадку, поил их водой, делал перевязки. За некоторыми тяжелораненными приходилось следить — ненависть к врагу не давала им покоя: они вскакивали и хватались за оружие.