Без объявления войны
Шрифт:
«Началось!» — мелькает мысль.
— К бою!— командует Фриз.
Выпрыгиваем из машины. Топот ног. Крики:
— Руманешты, свои, свои!
Хутор Перекопский охвачен паникой. Немцы бегут в степь, бросая машины, пушки, подводы. Румыны сдаются в плен.
— Мы не стреляем. Руманешты, свои, свои! — кричат солдаты.
Танковая бригада появилась в Перекопском совершенно неожиданно и так всполошила врага, что он даже бросил дивизионный узел связи со всеми работающими телефонами и радиостанцией. О паническом бегстве свидетельствовал оставленный на спинке стула генеральский
Комбриг Якубовский пригласил корреспондентов поехать с ним на окраину хутора, где в балке танкисты обнаружили лагерь военнопленных. За колючей проволокой, на дне глубоких ям лежали полураздетые и совершенно голые живые и мертвые люди, у которых руки скручены колючей проволокой. Лагерь произвел на всех нас жуткое впечатление. Заглядывать в ямы было не так легко даже испытанным в боях танкистам. И вместе с тем эти ямы поднимали в душе каждого гнев, звали к освобождению многострадальной родной земли, к беспощадной битве с гитлеровскими палачами.
Якубовский распорядился поместить освобожденных узников в теплое помещение и оказать им медицинскую помощь.
Пока комбриг опрашивал пленных с целью выяснить обстановку и наметить дальнейший план действий, я успел написать информацию о гитлеровском лагере смерти и статью о танковом обходном маневре. Еще никогда не приходилось работать с такой быстротой, прямо на морозе, положив блокнот на крыло трофейного «оппеля»: в штаб армии направлялся офицер связи и надо было успеть передать ему пакет для отправки в редакцию.
В хуторе Перекопском выстраивалась длинная колонна пленных. Румыны, которые довольно стойко держались на берегу Дона, теперь словно очнулись, проклиная Гитлера, не хотели больше воевать на стороне немцев и сдавались в плен целыми подразделениями. Для подвижных войск колонны пленных явились большой обузой. И совершенно вовремя подошла танковая бригада полковника Невжинского с мотопехотой.
Задачу дня механизированная группа выполнила с честью. В хуторе Перекопском танкистам можно было передохнуть, свободно ждать приказа штаба армии. Но командирское чутье подсказывало Якубовскому, что после внезапного захвата хутора паника распространилась и пошла гулять по вражескому тылу, создала выгодные условия для взятия Оськинского и Голубой. Тогда будут отрезаны в малой излучине Дона, там, где река, выгибаясь на север, делает петлю, все пути отхода гитлеровцев к Сталинграду.
На предложение Якубовского — ударить на Оськинский и Голубую — командиры подошедших частей высказались за более осторожные действия. Они настаивали на том, чтобы подождать, когда подтянется артиллерия и получить новый приказ командующего армией.
— Когда мы получим приказ, смятение в стане врага уляжется. Он придет в себя и организует прочную оборону. Вот тогда понадобятся пушки, а наш неотразимо разящий меч — внезапность — потеряет силу. Как командир танковой бригады, находящейся на острие наступающих войск, я решил сбить заслон противника и преследовать его части, которые хотят уйти из-под удара.
На этом закончился короткий обмен мнениями. Якубовский остался один, без поддержки, но это его не смутило. Он не стал спорить и, уже как военачальник,
— Ну что ж, товарищи, до встречи в Оськинском и Голубой.
«Итак, бросок на Оськинский! Смело. А может быть, зарывается комбриг? Правы те, кто советует подождать подхода артиллерии? Но тогда к чему продвижение войск?! Выполнил задачу — сиди в хуторе, грейся, жди очередного приказа. Сейчас все покажет вражеский заслон. Если собьем его, тогда наш комбриг — стратег». Мои мысли прерывает Рюриков.
— Пошли. Есть местечко. Поедем с мотопехотой. Как тебе Якубовский? Правда, хорош?
Через десять минут я уже знал, что такое вражеский заслон. Как показали пленные, он состоял из двух взводов автоматчиков, трех танков, шести противотанковых орудий и двух кочующих шестиствольных минометов. Этот заслон был сбит с позиций и уничтожен.
Как хорошо, что мы едем в открытой машине. «Тридцатьчетверки» вырвались вперед, но если вскинуть бинокль, то видно, как танковые пушки выдувают пламя и оно летит по ветру. Нагоняем обозы противника, пехотные части. Гитлеровцы бегут, бросают оружие. Потом останавливаются, поднимают руки. На лицах удивление и страх. По дороге ковыляют раненые, еле передвигают ноги. Куда они идут? Доберутся ли до ближайшего хутора, неизвестно. Но никакой жалости к ним нет. Перед глазами ямы лагеря смерти, руки, скрученные колючей проволокой.
В Оськинском появление советских танков с мотопехотой ошеломляет гитлеровцев.
— О, рус!.. — начинается паническое бегство. О сопротивлении никто не думает, только бы уйти, выскользнуть из Оськинского в степь. Скорей со всех ног на полевой аэродром! Почему-то все гитлеровцы бросаются к взлетной площадке. Как будто самолеты могут в эту минуту принести им спасение. Захват аэродрома происходит настолько стремительно, что летчики, повысыпав из своих землянок, останавливаются как вкопанные. На взлетной полосе танки! И уже мотопехота растекается по аэродрому, берет каждый самолет под охрану.
Пепельно-желтые «юнкерсы» и «мессеры». Сорок два самолета никогда больше не поднимутся в воздух.
Я смотрел на самолеты и думал: «Вот что значит подвижные войска и кто стоит во главе их. Если бы не решительность Якубовского, не было бы ни смелого маневра, ни параллельного преследования врага и эти пепельно-желтые стервятники еще немало бы принесли нашим войскам беды. Комбриг сумел приподнять завесу над действиями врага и верно использовать свои силы, появиться внезапно и нанести неожиданно удар».
Рейд в малой излучине Дона требовал от танковых экипажей и следовавшей за ними мотопехоты постоянной боевой готовности, напряжения всех сил. Танки врывались в хутора и станицы, перерезывали важные для врага коммуникации, громили его подходящие резервы, нарушали связь и управление отступающими частями. Я даже не мыслил себе уехать из бригады, не побеседовав с ее командиром, который прозорливо смотрел на оперативную обстановку и, на ее основе принимая смелые решения, так умело и дерзко бил врага. Он обладал особым чутьем улавливать самый выгодный момент для стремительного броска или же внезапной атаки.