Без окон, без дверей
Шрифт:
Внутри было темно, занавески опущены, из угла шел только зеленоватый свет компьютера и горел огонек телефона. Скотт не сразу разглядел фигуру на полу. Мужчина неподвижно лежал на спине, раскинувшись, прикрыв рукой глаза, запутавшись одной ногой в телефонном проводе. Когда на лицо упал дневной свет из открытой дверцы, он застонал, перевернулся, открыл щелки туманных страдальческих глаз.
— Оуэн!
— Ох, старик, — выдавил брат, — убери свет. Выключи, ради бога, пожалуйста…
— Что ты тут делаешь?
Оуэн опять протяжно застонал одними гласными.
— Что ты делаешь? — повторил Скотт.
Оуэн издал тот же звук, как бы растянул свое имя, не доведя до конца, — о-о-о-у-у-у… — схватился за голову, скорчился, пытаясь отвернуться от света и холода с улицы. «Интересно, — подумал он, — где был ночью Генри?» Скотт разозлился сильнее, чем ожидал.
— Вставай, — велел он, наклонился, схватил брата. — Пошли отсюда. — Внимательней взглянул на чертежи — не дом и не «Бижу», оригинальные планы, кажется, 1950-х годов.
Оуэн опять загудел:
— О-о-о…
— Что?
Он начал сопротивляться, вырвал руку, глядя в пол, но проговорил уже вполне отчетливо:
— Кости.
— О чем это ты?
Больные красные глаза посмотрели на Скотта, как два отражения восходящего солнца в загрязненном химикатами воздухе.
— В кинотеатре еще есть… — Оуэн замолчал, вытер губы. — Те, до которых не докопались, когда убирали трупы.
Скотт отшвырнул в сторону кальки, с неожиданным потрясением догадавшись, что брат говорит или хочет сказать что-то важное, указывает на связь, которая может все изменить, если только ее ухватить. Подумал о единственной белой таблетке, заеденной снегом, о конденсированной белизне, услужливо распространяющейся в мозгу, словно пар, мешающий связно мыслить.
— Что там еще есть? Кости?
Оуэн кивнул, рыгнул, сглотнул, ослаб, по-прежнему стискивая бумаги, выкопанные в ящиках.
— Откуда ты знаешь?
Он покачал головой:
— Не важно.
— Говори.
Брат взглянул на него.
— Я вчера был совсем никуда, пьяней не бывало. Просто пил и пил. Очнулся утром в подсобке «Фуско». Выбрался, пришел сюда, начал осматриваться.
— Зачем?
— Пожар ночью приснился. Только это был не сон… а как бы… я вспомнилтот вечер. Вспомнил то, что забыл. Знаешь, как в шоу Опры, [13] когда люди сидят, будто загипнотизированные, вспоминают всякое дерьмо, которое с ними в детстве творилось…
13
Опра Уинфри (р. 1954) — популярная ведущая телевизионных шоу, инициировавшая создание общенациональной базы данных о лицах, подвергавших детей сексуальному насилию.
— Ретроградная амнезия? — Неправильно,
— Я удрал, — сказал Оуэн. — Сбежал в тот вечер из кинотеатра.
— А мама с папой? — спросил Скотт. — Они тоже пытались бежать от пожара?
— Пожар еще не начался.
— Почему тогда ты убежал?
— Просто… откуда-то знал. Знал, что случится что-то плохое. За мной сидел мальчишка, я слышал, как он визжит, плачет, знал, в чем дело и что будет плохо, поэтому встал и пошел. Мама на меня посмотрела, спросила: «Куда это ты?» — а я не ответил. Удрал без оглядки.
Скотт задумался, точно ли передан диалог. Утреннее воспоминание о пьяном сне вряд ли содержит евангельскую истину. Но Оуэн сейчас пересказывал сон с чистосердечной откровенностью, которой он давненько в глазах брата не видел, если вообще когда-нибудь видел.
— Пробежал до середины прохода, — продолжал Оуэн, — и увидел мальчишку, который орал. Он был чуть младше, чем сейчас Генри, был даже похож на Генри, протягивал ко мне руки, чтоб я его забрал. Я схватил его по пути к выходу.
— Унес от родителей? — уточнил Скотт.
— Он назвал меня папочкой.
Другое соображение пыталось собраться в мозгу, мучительно близкое, образующее более крупную картину, а потом улетучилось, заклубившись в бледном антидепрессантном тумане.
— Ты точно уверен, что все это было на самом деле?
— Говорю тебе, до прошлой ночи не помнил. Но это было. Знаю.
— Так… — Руки потянулись к больной точке между бровями, к клапану давления, откуда может вырваться облако, позволив мыслям сгруппироваться подобающим образом. Творческая визуализация. Он уткнулся в точку пальцем, чувствуя знакомый солоноватый укол, и снова слыша упрекающий голос Фельдмана: «Такая рискованная безответственность не похожа на вас, Скотт».
— Почему ты ищешь здесь его кости?
— Мальчишка не вышел, — ответил Оуэн.
— Откуда ты знаешь?
— Я его бросил. Когда пожар начался.
Голос Генри из голубизны: «Она сказала, что я уже призрак».
— Тело так и не нашли. Оно там. Ред с Колеттой это почему-то скрывают.
Скрывают. Скотт подумал о голубом трапе, голубом платье, о чертежах на голубой бумаге, о том, что одно всегда скрывает другое. Сильнее нажал на точку между бровями, приложил все силы, надавливая сквозь кожу, словно от одного этого что-нибудь произошло бы.
Услышал резкий звук, поднял глаза. Оуэн шарил в брючных карманах, вытащил сотовый телефон. Скотт и не знал, что он носит с собой трубку, но вот она. Оуэн открыл крышку, хорошо зная, что делает.
— Да? — Помолчал, послушал, лицо вдруг обмякло. — Да, я… — Снова пауза, дольше. Слышался слабый голос на другом конце, потом Оуэн сказал: — Хорошо. Сейчас буду.
— Что там? — спросил Скотт.
— Происшествие в школе. С Генри.
Глава 32