Без остановки
Шрифт:
Таков был, впрочем, привычный закон природы, Правда, старики говорили, что при жизни их родителей тьма не длилась так долго, но у стариков, как правило, скверная память, и они любят рассказывать странные истории о своем детстве.
В темноте водоросли съеживались и опадали, как пустая шелуха. Их гибкие плети делались хрупкими, ломались и все, за исключением самых молодых, делались черными. Так выглядела недолгая их зима. Когда появлялось солнце, молодые стебли и побеги энергично тянулись вверх, покрывая мертвые растения новой волной зелени. Четыре сон-яви
Теперешнюю явь большая часть из нескольких сотен людей, населявших Кабины, пребывала в бездеятельности, преимущественно в горизонтальном положении. После варварских вспышек радости всегда наступал период апатии и спокойствия. Все ощущали облегчение, и в то же время были неспособны включиться в ежедневную рутину. Вялость охватила все племя. Утомление окутало его словно щупальцами, снаружи баррикад водоросли стали заполнять очищенные поляны, но только голод был в состоянии поставить людей на ноги.
– Я бы мог перебить их всех, и ни одна рука не поднялась бы им на защиту, - сказал Вэнтедж.
На правой стороне его лица отобразилось нечто, напоминающее вдохновение.
– Так почему бы тебе этого не сделать?
– иронически поинтересовался Комплейн.
– Ты же знаешь, что говорится в Литаниях: сдерживаемые недобрые инстинкты нарастают и поглощают сознание, в котором гнездятся. Берись за дело, Дырявая Губа.
Он был мгновенно схвачен за руку, и острие ножа повисло в горизонтальном положении в миллиметре от его горла. Прямо перед ним оказалось удивительное лицо - половина, перекошенная гневом, половина же застыла в мертвой, отстраненной улыбке, крупный серый глаз смотрел сам по себе, занятый собственными полностью личными видениями.
– Ты не посмеешь никогда так называть меня, гниющая стерва, проворчал Вэнтедж.
Потом он повернулся и опустил руку с ножом. Ярость угасла, ее сменило нечто вроде раскаяния. Он вспомнил о своем уродстве.
– Прости меня.
Комплейн пожалел о своих словах, но Вэнтедж уже не слышал.
Неторопливо, взволнованный этой вспышкой, Комплейн пошел дальше. Он встретил Вэнтеджа, возвращающегося из зарослей, где он следил за приближающимся племенем. Если дело должно было дойти до столкновения с племенем Грина, то ожидать этого следовало не скоро. Сперва начались бы стычки между выслеживающими друг друга охотниками, а это означало бы смерть для многих из них, зато наверняка вызвало бы освобождение от монотонной повседневной жизни. Но сейчас Комплейн сохранял эти сведения при себе. Пусть кто-нибудь другой, более обожающий власти, доносит об этом лейтенанту.
Направляясь к жилищам стражников за очередной плетяной порцией, он не встретил никого, кроме Вэнтеджа. Все еще царила апатия, и даже палач оказался неспособным к действию.
– У тебя много сон-явей впереди, - сказал он.
– Куда ты спешишь. Убирайся и дай мне полежать спокойно. Иди, поищи себе новую женщину.
Комплейн вернулся в свою каморку. Резь в желудке утихла. Где-то в одном из
...в жизни твоей
...так долго
...Глория.
Это была старая забытая песня, он оборвал ее, плотно закрыв дверь. Его снова поджидал Маррапер. Грязное лицо его было спокойно и спрятано в ладонях, на пальцах поблескивали перстни.
Неожиданно Комплейн почувствовал напряжение. Ему казалось, что он знает, о чем будет говорить священник. Было это так, словно некогда он уже переживал эту сцену. Он невольно попытался справиться с этими эмоциями, но чувства обволакивали его, как паутина.
– Пространства, сынок.
Священник лениво выполнил жест гнева.
– Ты производишь впечатление озабоченного.
– Поскольку я озабочен, отец, убийство могло бы мне помочь.
Несмотря на неожиданные эти слова, смущение, что все это уже было, продолжало усиливаться.
– Есть дела более важные, чем убийство. Дела, которые тебе даже и не снились.
– Не надо говорить мне те же бредни, отец. Чуть погодя ты изречешь, что жизнь - это загадка, и начнешь болтать так же, как моя мать. Я знаю, что мне надо убить кого-нибудь.
– Ты это сделаешь, - успокоил его священник.
– Это хорошо, что ты так себя ощущаешь. Никогда не поддавайся смирению, сын мой, это способно уничтожить любого. Все мы заклеймены. Нас осудили за какие-то грехи наши предки. Все мы, слепцы, мечемся куда попало.
Комплейн, утомленный, обрушился на свое ложе. Ощущение, что это представление с ним уже случалось, бесследно исчезло. В то мгновение он желал только сна. Утром его изгонят из этой комнаты и выпорют, а сегодня ему хотелось лишь спать. Монах перестал говорить, и Комплейн, подняв голову, увидел, что священник внимательно к нему приглядывается, оперевшись на его постель, насторожась.
Комплейн не успел отвернуться, глаза их встретились. Самым жестким законом, которому подчинялось племя, запрещалось мужчинам глядеть в глаза друг другу. Люди искренне вежливые наделяли один другого лишь косыми взглядами. Комплейн прикусил губу, а лицо его приняло выражение крайнего отвращения.
– Что тебе, черт побери, от меня надо, Маррапер?
– выкрикнул он.
В нем кипело странное желание сказать, что совсем недавно он узнал о незаконном его происхождении.
– Ведь ты еще не получил своих плетей шесть раз, парнишка, верно?
– Ты - монах, тебя это не касается.
– Пастырь духовный не может быть эгоистом. Я вопрошаю тебя ради твоей пользы, а кроме того, твой ответ имеет для меня огромное значение.
– Нет, не получил. Как тебе известно, все они ни на что не годны. Даже палач.
Глаза священника вновь искали его глаза.
Комплейн отвернулся и, хотя поза его была крайне неудобной, принялся разглядывать стену, но следующий вопрос священника заставил его переменить позу.
– У тебя никогда не было желания поддаться безумию, Рой?