Без Отечества…
Шрифт:
Не в первый раз сталкиваюсь с ситуацией, когда реальность не совпадает с картинкой из будущего, подкинутой услужливой памятью. А главное — подсознание, чёрт бы его подрал…
Просчитывать каждый шаг, анализируя всё и вся, невозможно! А точнее — можно… но это прямой шаг к нервному срыву, а то и к постоянной прописке в палате с мягкими стенами.
А если не просчитывать… то вот, подсознание, мать его ети, подкидывает дровишек. Ладно сегодня, всего-то кардио неудачное… но и оно перед боями может ой как сказаться!
Вот засела у меня где-то в глубине
Всего-то педали покрутить решил, а подсознание, не подсовывая напрямую красивые картинки с велосипедными дорожками и прочей, отсутствующей в этом времени инфраструктурой, транслировало уверенность, что всё будет хорошо. Ведь раньше я здесь бывал…
… а что это было в другом времени и теле — не существенно!
Двигаюсь неторопливо, с ленцой, время от времени взрываясь, выбрасывая в воздух кулаки, уворачиваясь и уклоняясь, работая с дистанцией и тактикой. Насколько это вообще возможно при такой работе, разумеется.
Метрах в ста пятидесяти, дальше по дороге, виднеется кирпичная ферма, выглядящая необыкновенно живописно. Обрамлённая высокими деревьями, с прудиком чуть поодаль, стадом тучных коров, смотрится она так, что не хватает, наверное, только рамки…
Наконец, утомившись как следует, я сверился ещё раз с картой, оседлал велосипед и покатил в Страсбург кружными путями, надеясь не пересечься больше с армейскими колоннами. Проезжая мимо фермы, я невольно замедлил движение, стараясь разглядеть всё получше, и может быть (чем чёрт не шутит, пока Бог спит?!) набросать по возвращению в гостиницу пару эскизов по памяти.
Оказалось, что вблизи ферма выглядит не столь живописно, а скажем так… более приземлёно. Побелка заметно облупилась, кирпичи местами вывалились, некоторые окна составлены из осколков стекла. Полощущиеся на ветру дырявые подштанники и неистребимый запах хлева добавили красок в это полотно…
… и это странным образом примирило меня с действительностью.
« — Россия, конечно, отстаёт от Европы, — мелькнуло у меня, — но чёрт подери, не на века! Догоним… есть ведь шанс, чёрт подери! Есть…»
В городе пришлось слезть с велосипеда и идти пешком, ведя железного коня под уздцы и слышать то и дело нелестные комментарии в свой адрес. Не огрызаюсь, ибо… да сам дурак, чего уж!
Народу стало ещё больше, и тут я с велосипедом. В итоге, пока дошёл до гостиницы, морально устал так, будто совместно с бухгалтерией закрывал налоговый год.
В голове… всякое, но всё больше желание помыться, поесть, да завалиться спать!
Некстати вспомнилось, что у меня на сегодня запланировано несколько встреч, вечерняя тренировка и две консультации — одна сугубо политическая, а другая — по организации букинистического и антикварного бизнеса. И право слово… не знаю, какая из них важнее!
— … Алексей Юрьевич? — услышал я, — Именем…
… и дуло «Нагана», ставшее внезапно огромным. Успеваю поднять на дыбки велосипед…
…
… и будто кнутом по рёбрам, да с оттяжкой!
— С-сука… — выдыхаю с ненавистью, и, раз уж всё равно не жить, бросаю велосипед в ненавистную харю с тонкими щегольскими усиками, вкладывая все силы в последнее перед смертью движение!
Грязное колесо с силой врезалось в массивный подбородок с ямочкой, кровавя его и запрокидывая назад. А велосипед, отскочив от офицерской физиономии, стукнулся задним колесом о брусчатку, о мою голень…
… и снова влетел в моего убийцу, опрокидывая его навзничь и запутывая ноги. В сторону полетела фуражка, покатившись по асфальту, отлетел на несколько метров наган, и набриолиненая голова стукнулась о брусчатку.
Выдернув нож из ременных ножен, делаю шаг вперёд…
… мешает велосипед, который держит убийца, выставив перед собой как щит. Подшаг влево… бью по локтю жёстким носком полуботинка…
… и сзади меня хватают какие-то люди в военной форме!
Рычу, выворачиваясь изо всех сил, бью ступней назад, попадая, куда и целил — в пах! Отшатывается с проклятьем... а я, вывернув руку второму военному и уже собираясь ударить его в висок…
… как замечаю британскую военную форму.
А потом осознаю, что я — жив, и умирать, чёрт дери, не собираюсь! Бок болит так, будто к нему приложили раскалённый прут, но почти не кровит, и кажется, я ещё поживу!
Ну а британцы…
— Прошу прощения, сержант, — скачущим голосом говорю я, отпуская его руку, — сгоряча принял вас за сообщников этого ублюдка.
Плюю всем накопившимся в окровавленное лицо с усиками и замечаю, с невольно вылезшей на лицо кривой усмешкой, что кажется, ямочка на подбородке у моего несостоявшегося убийцы стала заметно больше!
— Ефрейтор… — останавливаюсь у болезненно кривящегося немолодого мужчины в британской военной форме, стоящего в неловкой раскоряке, — приношу свои извинения. Вот…
Сую ему в руки серебряный портсигар.
— … возьмите на память о сегодняшнем дне и не держите зла!
— Благодарю… сэр, — после короткой паузы ответил тот, забирая портсигар, и бросив взгляд на золотую отделку, шутит осторожно:
— Теперь точно не буду!
Толпа тем временем, будто по отмашке невидимого режиссёра, отмерла, разом загомонив, заволновавшись, и вытолкнула из своих глубин помятого жандарма, непонимающе крутящего головой.
— Месье, я… — начал было жандарм, обращаясь ко мне.
— Вы должны арестовать убийцу и допросить свидетелей, — устало перебиваю его, — а я тем временем поднимусь к себе в номер и вызову врача. Понадоблюсь, спросите обо мне у портье!
Не дожидаясь ответа, иду к дверям отеля, и народ не то что расступается — шарахается от меня! А, нож… Прячу его в ножны и на ходу снимаю пиджак, непроизвольно морщась при неловких движениях.
— Я уже вызвал врача, месье! — кланяется из-за стойки бледный портье. Повернувшись, киваю благодарно и успеваю заметить, как возле моего несостоявшегося убийцу окружают жандармы.