Без помощи вашей

Суржиков Роман Евгеньевич

– Миледи, гобелены?.. – удивился Эрвин.

– Да, дорогой! Ты тоже чувствуешь, как они хороши здесь? В замковой часовне для них было слишком мрачно.

– Но это же малая трапезная, она – для слуг!

– Только не во время свадьбы, мой милый. Челядь разместится во дворе, под открытым небом. Здесь будет музыкальный салон, – и громче, слугам: – Свечи выше – те, что возле Праотцов! Праотцы пасмурны, как им и подобает, а пятно света на лицах все испортит.

Музыкальный салон?.. Эрвин поднял брови. В замке Первой Зимы – этом угрюмом бастионе? Что ж, возможно, и неплохая идея. Это развлечет первородных гостей

и смягчит суровость замка, а графиня Сибил Нортвуд позеленеет от зависти, что само по себе забавно. Но вот мастерство музыкантов оставляло желать лучшего. Клавесин, арфа и свирели мучительно старались попасть в унисон, но никак не справлялись с трудной задачей. Одна из свирелей уносилась галопом вперед, словно конница авангарда, клавесин рысил следом, арфа погружалась в отрешенное самосозерцание. Именно она и придавала оттенок тоски. Судя по одежде, свирели были из группы бродячих артистов, а клавесинист и арфистка – горожане Первой Зимы.

– Крестьянское ополчение идет в бой, – прокомментировал Эрвин. – Чудеса выучки и дисциплины.

– Не рань мое сердце еще глубже, жестокий отпрыск, – вздохнула герцогиня. – Они довольно неплохи каждый в отдельности, хотя вместе еще не сыгрались. Но я поработаю с ними вечером, ночью и завтра также.

Масштаб подготовки неприятно поразил Эрвина. Эта свадьба – жест отчаяния! Праздновать ее так бурно – все равно, что выставлять на показ собственный позор!

Да, возможно, Иона радуется отъезду из Первой Зимы – сам Эрвин тоже радовался, отправляясь в столицу. Да, может быть, со временем, сестра полюбит мужа. Но то и другое не имеет значения. Виттор Шейланд не высокороден и чертовски богат. Любой, у кого имеется в голове хоть унция мозгов, сделает из этого очевидные выводы. Великий Дом Ориджин проиграл очередную схватку с нищетой и выплачивает дань победителю.

Эрвину захотелось крикнуть во весь голос: «Остановитесь! Снимите проклятые гобелены, прекратите репетицию! Отмените этот праздник унижения!» Но – рано. Требуется отцовское «да», а до тех пор Эрвин не в силах повлиять на что-либо.

– Мама, расскажи мне, – учтиво спросил молодой лорд. – Как ты живешь? Что на душе?

Взгляд леди Софии уплыл к небу.

– Весна ли, свадьба ли… Я ощущаю проблеск теплого света, словно иду навстречу восходящему солнцу. Хочется, неймется передать это – тебе, Ионе, отцу, всему миру. Света может быть так много, его на всех хватило бы! Я жажду, чтобы все его почувствовали, и не могу найти способ. Все так тщетно…

Эрвин украдкой переглянулся с сестрой.

Два года назад нечто сместилось в душе герцогини. Рихард Ориджин – краса и гордость северного рыцарства, старший сын леди Софии – отплыл каравеллой из порта Лиллидей, направляясь на юго-запад, в Закатный Берег. Экспедиция не была военной, молодой лорд Рихард по поручению отца должен был провести несложные переговоры с западниками, потому взял всего один корабль эскорта. Обе каравеллы исчезли без следа – не пришли в Закатный Берег и не вернулись в северные воды.

С тех пор герцогиня София Джессика вела с богами непрерывный мысленный, лишь ей одной понятный диалог. Она словно верила, что существует какой-то, хоть сколько-нибудь значимый ответ…

Леди София продолжала с упоением в голосе:

– Святые отцы ничего не знают, я давно убедилась в этом. Их слова – эхо других слов, а те были эхом третьих, а те –

четвертых… Цепочка призраков. Во всем этом слишком мало жизни. Лишь творения богов – Священные Предметы – даруют подлинный свет. Эрвин, дорогой, ты непременно должен отправиться со мною в святилище. Я хочу научить тебя смотреть на Предметы моими глазами – в них столько радости!

– Да, миледи, – покорно кивнул Эрвин.

– Я составлю вам компанию, – подбодрила брата Иона, тронув за локоть.

– А верно ли говорят, – обратилась к Эрвину мать, – что император Адриан также близко заинтересовался Священными Предметами? Правда ли, что он изучает божественные творения, в надежде раскрыть их тайны, научиться говорить с ними?

– Да, миледи. Владыка Адриан поручил такую задачу магистрам Университета Фаунтерры.

– Как мудро! Предметы – это высшая истина, воплощенный свет! Они способны озарить и преобразить любую, даже самую ничтожную душу…

Невпопад резкая трель испортила концовку речи, и герцогиня воскликнула в сердцах:

– Прекратите, бездари! Утихните! Я займусь вами позже!

Эрвин пришел к выводу, что уделил матери достаточно времени, и дань вежливости отдана сполна. Спросил:

– Как отец? Занят ли он? Где могу его найти?

– Отец… – леди София Джессика скатилась с небес на землю. – Десмонд. Он неизменен. Есть люди, стоящие выше перемен. Однако он приготовил для тебя кое-что.

– Для меня?

– Да, мой милый. У Десмонда припасена одна задумка, и тебе отводится в ней важная роль. Надеюсь, тебе придется по душе. Я была бы счастлива оказаться на твоем месте.

Весьма странно! Отец никогда не отводил ему важной роли в чем-либо.

– И какова его задумка? – спросил Эрвин, но не успел получить ответ. Черно-алая фигура воздвиглась за его спиной.

– Милорд, отец желает видеть вас.

Эрвин повернулся к человеку. Если вдуматься, это забавно до дрожи: толщина каменной маски на лице – столь же верный показатель родовитости, как и количество имен. Данный утес зовется Артур Эльза Мей рода Глории, посвященный кайр, барон Хайрок и кастелян замка Первой Зимы. Левая рука герцога.

– Да, кайр, я иду.

Едва они покинули малую трапезную, Артур хмуро сообщил:

– Вам следовало поприветствовать отца прежде, чем мать и сестру.

– Тьма, я и пытался это сделать с момента своего прибытия! Ваши люди потратили целый час, чтобы доложить обо мне!

Дальше шли молча, гулко выбивали шаги по галереям, по винтовым каменным ступеням. У дверей отцовской комнаты двое красно-черных воинов разом положили руки на эфесы мечей. Двое кайров здесь? Парадный караул? Никак, к моему приезду, – сообразил Эрвин, и тут же на ум пришло памятное с детства: шестое правило общения с отцом – никогда не улыбайся, даже стоя за его дверью. Он вошел в комнату.

Герцог Десмонд Ориджин стоял спиной к сыну, у бойницы, упершись руками в стену. На нем была простая серая рубаха без ворота, но даже в ней он казался неуязвимым, словно закованным в броню. Тяжелая седая голова сидела на короткой шее. Фигура бога-быка, которому поклоняются кочевники на Западе…

Отец обернулся, и Эрвин склонил голову.

– Желаю здравия, милорд.

Герцог кивнул кастеляну:

– Можешь идти, Артур.

Тот ушел, хлопнула дверь.

– Эрвин… подойди.

Он подошел, герцог пожал ему руку.