Без пощады
Шрифт:
Киммуриэль не мог понять, искренне ли она спрашивает, или Ивоннель тоже отступила от пропасти, к которой он их подвёл. Он был удивлён распространившемуся внутри странному чувству спокойствия. У псионика не осталось жажды мщения дому Бэнр — он чувствовал, что достойно отплатил, не Бэнрам, а заразе Ллос, просто рассказав правду об этой зловредной твари.
Правда — лучшее противоядие, особенно для тех, кто так долго жил во тьме.
Судьба Киммуриэля была в его руках. Он знал, что сбежать отсюда будет непросто, и что не сможет спастись от собравшейся здесь
Да, это была его единственная надежда, потому что даже Джарлаксу было не совладать с таким масштабом событий!
Однако, как ни странно, Киммуриэль не хотел убегать — как бы ни сложились обстоятельства.
Он чувствовал свободу, чувствовал себя так, будто наконец-то уже сбежал.
— Всё решится в следующие мгновения, — прошептал Энтрери двум своим спутникам внутри их надразмерного кармана.
— А если решится не в нашу пользу? — предупредила Далия. — Если Ивоннель примет сторону тех, кто желают поддержать войска Меларн, тогда твоя вера в неё обрекла нас. Нам некуда бежать и негде спрятаться.
— Она не предаст, каким бы ни был её выбор, — сказал Энтрери.
Далия возразила:
— Предаст! Потому что знает, что она, что её богиня будет знать! Никогда не думала, что ты такой дурак.
— Верь в неё, — предложил Вульфгар, вызвав острый взгляд Далии.
— И поставить на это свою жизнь? — отозвалась она. — Зачем?
Вульфгар посмотрел на Энтрери, но у того тоже не нашлось ответа.
— Нам нужно уходить, — настаивала Далия. — Немедленно! — она шагнула к окну в материальный мир.
— Нет, — ответил Энтрери, вынудив её замереть.
— Мы умрём страшной смертью.
— Я готов рискнуть.
— А если я не готова?
Он промолчал.
— Почему? — спросила Далия. Она с отвращением взглянула на Вульфгара, затем снова на Энтрери. — Ради них? Ради твоих друзей?
Энтрери пожевал губу, но кивнул.
— Я знала, что в конце концов ты выберешь их, — сказала Далия.
— Выберу? Почему я вообще должен выбирать?
— Лучше бы Дзирт умер на холме в тот день, когда мы разошлись, — сказала Далия, и её голос звучал как труба чистого недовольства.
Энтрери заметил, как нахмурился Вульфгар.
— Ты сказал, что это была случайность, — сказал он Далии. — Несчастный случай.
— Так и было, но что с того? — ответила она. — Если бы Дзирт погиб, я бы просто пожала плечами. Он заслужил.
Энтрери продолжал молчать, глядя на женщину.
— Я пришла за тобой, когда ты в этом нуждался, — сказала Далия. — Я отправилась за тобой в дом Маргастер.
Он кивнул.
— А теперь ты выбираешь их?
— Теперь я прошу, чтобы мы оба выбрали наших союзников, — ответил Энтрери.
— Твоих друзей?
— И друзей Далии тоже.
— Я не собираюсь ради них умирать, — ответила она и подошла к окну. — Ты со мной?
Энтрери долго смотрел на неё, потом покачал головой. Он хотел объясниться, но прикусил язык, поскольку Далия не стала ждать, выбросила
Вульфгар глубоко вздохнул, затем повернулся к Энтрери и одобрительно кивнул.
Энтрери никак не отреагировал.
— Накопительный эффект, — тихо сказала Ивоннель, обращаясь к Квентл, после того как они обе удалились для размышлений и в первую очередь — для погружения в свои воспоминания, в самые древние воспоминания, подаренные им опытом верховной матери Ивоннель Вечной.
Квентл не могла поверить в то, что узнала. Вместо того, чтобы прожить события — и что более важно, постепенно мрачневшие чувства, которые привели их к текущему моменту — она обратилась к самым ранним воспоминаниям и сопровождающим их эмоциям — надежде, радости, свободе — и сравнила их с глубоким мраком более свежей памяти.
Контраст был слишком велик, чтобы его игнорировать. Взгляд на эмоции, поступки, жизненные ценности верховной матери Ивоннель Вечной в последние годы её жизни показал Квентл и Ивоннель совершенно иной способ смотреть на окружающий мир.
— Как это произошло? — спросила Квентл. — Как мы стали такими?
— По одной лжи, по одному плохому поступку за раз, — ответила Ивоннель, повторяя недавние замечания Киммуриэля.
— Мы должны рассказать нашему народу, — сказала Квентл.
— И они нам не поверят.
— Мы должны… — начала спорить Квентл, но не могла не согласиться с логикой собеседницы.
— Накопительный эффект, как он и сказал, — заметила Ивоннель.
— Теперь я понимаю. Моя мать — и теперь я знаю, что могла бы назвать её так в ранние дни — из тех ранних дней не похожа на верховную мать Бэнр, которую я знала. Это чувствуется даже через её воспоминания, даже через эмоции в этих воспоминаниях. Тьма Ллос густеет так незаметно — по волоску за раз.
— И народ, который мы должны убедить, уже полон этого мрака, — напомнила Ивоннель. — Они предпочитают находиться в темноте.
— Что нам делать?
— Я не знаю, зато знаю, что не стану сражаться против дварфов Гонтлгрима. И не стану ловить Закнафейна ради удовольствия Ллос.
Верховная мать Мензоберранзана какое-то время смотрела на неё, потом ответила:
— Я тоже. И дом Бэнр.
Когда они оставили заднее помещение пещеры, оказалось, что их ожидают — и ближе всего стоят Сос'Ампту и Киммуриэль.
— Познавательно, — сказала Ивоннель, в первую очередь — для Киммуриэля.
— Я тоже молилась, — сказала Сос'Ампту.
— Но я даже не надеюсь, что ты пришла к таким же выводам, — сказала Ивоннель.
Это вызвало у фанатичной Сос'Ампту мрачную гримасу.
— Значит, этот фокусник тебя обманул, — произнесла она.
— Нет, — сказала Ивоннель, но одновременно с нею Квентл обратилась к Сос'Ампту:
— Возможно. Так или иначе, скоро мы узнаем правду. И я понимаю, что ты не в силах убрать то, что в твоём сердце, чтобы изучить прошлое, как способны мы. Всё что я прошу — чтобы ты стала свидетельницей того, как мы все узнаем, что правильно, а что — нет.