Без права на эмоции
Шрифт:
– Так, а что же я вам буду должна взамен? – прищурив глаза спросила я.
Туз встал и подойдя к окну молчал пару минут, потом заговорил с едва различимыми нотами грусти в голосе:
– Была у меня любовь раньше, Галина Скворцова, тихая такая, воспитанная, красивая дюже баба. Цепануло меня тогда ох как. Глазищи у нее чернявые такие были, большие. Как глянет было на меня из-подо лба, все – на все был готов. Закрутило нас сильно тогда, она ребенка понесла от меня. Жениться хотел, да Саву, моего подельника бывшего, тогда взяли да в тюрягу упекли, ну а он всех наших и сдал, скот, - проговорил Туз и сплюнул с ненавистью на пол. – Меня посадили,
Я удивленно смотрела на этого пропитанного криминалом мужчину и в моей голове крутилась только одна мысль – я никогда бы не подумала, что у человека с самого дна общества могут быть такие чувства, простые человеческие чувства – привязанность, переживание, боль за близких. Мне такие люди всегда казались непрошибаемыми, шагающими по головам всех, даже самых родных, а оно вон как оказалось.
– Ну что, поможешь? – спросил Туз таким тоном, который с головой выдавал то, что он очень сильно сомневался в том, что я отвечу согласием.
Я открыла свою сумку и достав оттуда блокнот и ручку положила их на стол, и пододвинула в сторону Туза.
– Пиши все, что знаешь о сыне и своей Галине Скворцовой. Все до мельчайших подробностей. Если мальчик где-то в детдоме в Москве, я его найду. Ну, а если нет, то по максимуму узнаю о его матери все, что смогу, - проговорила я.
На лице у Туза появилось выражение благодарности и хлопнув в ладоши он быстро сел за стол. Бегло нацарапав на листке бумаги адрес Софьи, к которой я должна была обратиться, и черкнув пару строк от себя, он вырвал листок из блокнота и протянул мне.
– Это тебе. Найдешь Софью, на словах передашь, что должок закрыт будет, если она тебе поможет,- сказал со счастливым видом Туз и принялся писать информацию о своей женщине и сыне. – А это все про моих, - проговорил он и протянул мне свои записи.
Я взяла в руки блокнот и быстро пробежалась глазами по ровным строчкам текста, отметив для себя, что Туз хоть и вращался в криминальных кругах, но писал он очень и очень грамотно, что для такого рода людей в наше время было более чем необычно.
– Туз, а ты откуда-то сам? – прищурив глаза спросила я мужчину.
– Я из репрессированных. Обречен по рождению так сказать, - грустно проговорил мужчина.
– Мой отец занимал высокую должность ранее при царе, затем был выслан и расстрелян. Нас с матерью не тронули каким-то чудом тогда, но жизнь попортили. Мать не прожила долго после расстрела отца и померла. Меня забрала тетка. Потом и она померла. Я оказался на улице и попал в банду Косого. С того самого времени и веду такой образ жизни, - закончил рассказ Туз.
Я с грустью кивнула головой и подумав спросила:
– Ты в Польше был? Знаю банда Косого гастролировала в свое время и там невесть каких дел натворила.
– Был и в Польше. В Кракове, Варшаве, да и Познань не минула нашего внимания, - скривив губы в усмешке проговорил мужчина.
– А язык ты знаешь?
– Знаю. Польский, немецкий, французский, - ответил мужчина, проговорив несколько фраз с довольно-таки хорошим
– И братки у тебя остались знакомые в Польше? Такие, чтоб надежные, есть? – не переставала расспрашивать я Туза.
– Остались и надежные. А тебе это зачем, конфета? – прищурив глаза спросил мужчина, беря в рот спичку.
– Да так, интересно. Да и смотрю на тебя, и твоя внешность совсем не вяжется у меня с твоим поведением, - ответила я и положив в сумку блокнот и записку вытащила карты и положила на стол. – Ладно, а теперь давай покажу, как я дома отточила то, чему вчера у тебя научилась, а затем далее продолжим мое обучение.
Туз кивнул и начал смотреть на мои выкрутасы с картами, одобрительно кивая головой.
Выйдя от Туза, я сразу направилась к Гордееву, поскольку урока пения у меня сегодня не было. Постучавшись и зайдя в кабинет, я увидела, что мужчина одет в спец костюм для прыжков с парашютом.
– Переоденься, сейчас поедем прыгать, - сказал он, кивком головы указывая на аккуратно сложенную на столе одежду.
– Прыгать? – с испугом спросила я.
– Прыгать, Соколова, прыгать, - ответил мужчина, застегивая пряжки.
– Хорошо, - положив на стол сумку я развернула пахнущую льном одежду и, когда мужчина вышел из комнаты, быстро натянула ее на себя и вышла из кабинета.
На улице уже стояли и ждали меня Гордеев, Нина и Андрей. Посмотрев на то, как Нинка улыбается Андрею во все тридцать два, кокетливо накручивая волосы себе на палец, я поморщилась. Подойдя к ним, я сказала, обращаясь к Нине:
– Глебова, манеры Хильзы оттачиваешь?
– Да, я вживаюсь в образ любовницы Штольца. А тебе что, завидно? – слащаво улыбаясь проговорила Нинка и взяла под руку Чернова, которому, на первый взгляд, все происходящее было безразлично.
– Нет, чему тут завидовать? – пожав плечами проговорила я.
– У меня еще будет одно требование. Мое личное, - прищурив глаза и окинув нас взглядом проговорил Андрей. – Кадры из фильма вашей личной неприязни мои глаза более чтоб не видели, вам ясно?
– Ясно, - обидевшись ответили мы с Нинкой и прошествовали в автомобиль, который отвез нас четверых на аэродром, где нас ждал наш крылатый друг, который через четверть часа уже поднимал нас высоко в небо.
Сидя в самолете я поняла, что совершенно не готова к такому развитию ситуации. Нацепив на себя парашют, я начала застегивать пряжки, но мои пальцы от все более окутывающего меня ужаса совершенно не хотели меня слушаться, и я бессильно опустила руки. Подняв глаза на остальных, я увидела, что Нинка уже со всем справилась и смотрела на меня с такой ядовитой насмешкой, которая даже в самом бесстрашном парашютисте могла посеять зерна неуверенности. Затем она что-то тихо прошептала на ухо Андрею и тот только покачал головой. Спас ситуацию Гордеев. Он подошел ко мне, взял мои руки в свои крепкие ладони и спросил тихо: