Без права на эмоции
Шрифт:
– Хорошо, - вздохнув ответил отец и откинувшись на спинку стула продолжил, - Фон Герцену кто-то донес о том, что разведгруппа будет около старого форта в тот день и в то самое время. Всех взяли сразу. Нам доложил об этом наш агент под прикрытием через Пашу. Рому Сомова убили на месте тогда. Он пытался прикрыть ребят собой, но продержался недолго. Димку, Катю, Женю и Вадима забрали в гестапо и оттуда они уже не вышли. Их пытали, но ребята наши, ты же знаешь. Над Катюшкой только поизмывались, сволочи, она ведь девчонка видная у нас была, ей больше всех досталось, - проглотив комок проговорил отец.
Да, я знала всех, о ком говорил он. Все были, как на подбор, сильными личностями, которых не смогли бы сломать никакие пытки. Опустив взгляд на чашку и смотря на дымящуюся жидкость золотистого чая в моей голове за какое-то мгновение пронеслись воспоминания обо всех, кто был рядом с Димкой в его последние часы жизни. Рома был высоким, худощавым молодым человеком с цепким умом. Он мог запомнить до мельчайших подробностей то, на что другие
– Какие предположения насчет того, почему операция провалилась, и группа погибла? – спросила я после раздумий. – Был предатель? Может Пашка? Он ведь один остался в живых. Или тот, кто под прикрытием там.
– Нет, ни тот, ни другой. На мой взгляд. Парни проверенные.
– Тогда кто?
– Понимаешь, Оля, там немец этот, Вальтер фон Герцен, он достаточно умен и проницателен. В Кракове благодаря ему установлен такой порядок, что мышь не проскользнет без его ведома. Ребята где-то прокололись. Но где? Знать бы. Пашка ведь большую часть у партизан отсиживался и только передавал по рации донесения, поэтому он не может сказать, что там случилось. Агент наш тоже в то время находился в Варшаве. Он не знал, кто был в группе Дмитрия и вообще, когда группа прибудет в Краков он тоже не мог знать. Димка должен был выйти на него после первой части операции, но…Только по возвращении агент стал свидетелем казни над ребятами. Связавшись с Москвой, он сообщил о провале операции и гибели Димкиной команды.
– Что-то значит упустили, папа. Дима не мог проколоться, ты знаешь. Что-то не так тут во всем этом, - проговорила я, потирая виски.
– Может и упустили что. Теперь пожинаем, - скривив губы в горькой усмешке проговорил отец. – Стольких ребят хороших потеряли. Будь она не ладна эта война.
– А фон Герцен этот. Он ведь недавно в Кракове? – спросила я.
– Недавно. Но матерый гад оказался. Порядок везде отменный. Полицай все как на подбор-свора ищеек. Фрицы тоже у него в кулаке зажаты, никто шагу ступить без его ведома не может, сразу – расстрел. Убрать бы его и пол дела сделано, - с ненавистью проговорил отец, яростно сжав ладонь в кулак так, что костяшки побелели.
Я посмотрела на отца и до меня только сейчас дошло, что он так же, как и я, тяжело переживал гибель Димки. Я настолько закопалась в свои переживания, что совершенно не думала о том, насколько он, этот сильный, волевой человек сдерживал свои эмоции, дабы поддержать меня, его единственную дочку, в таком ужасном горе. Отец очень любил Димку. Он был для него как сын, которого у него не было. Вспомнив, как произошла их встреча, когда я притащила Димку к нам домой и усадив на кухне пить чай, села ему на колени и поцеловала в первый раз, я улыбнулась. В тот момент на кухню зашел мой отец и увидел эту картину. Я испугалась тогда очень и вскочила, поправляя на себе платье и не зная, куда прятать свои глаза под его строгим взглядом.
– Вижу, моя коза в наступление пошла, - проговорил тогда отец, подавая для пожатия руку Димке, который спокойно встал и поприветствовал его. – Ты построже с ней, а то быстро хомут на тебя накинет и веревки начнет вить. Она у меня такая, - добавил он со смехом окинув меня взглядом.
С той самой минуты отец и Димка стали лучшими друзьями. Димка на тот момент заканчивал военный университет, и отец поспособствовала его продвижению по службе. Спустя какое-то время после этого эпизода мы сыграли свадьбу и переехали в нашу новую квартиру, подаренную нам отцом. Нас ждало прекрасное будущее, но была объявлена война и все рухнуло.
– Папа, скажи, а что-то ведь планируется по Кракову? – вернувшись в реальность спросила я.
– Да есть кое-какие соображения. Но пока все только в разработке. Не ранее, чем через пару месяцев получится сделать все, - неопределенно ответил отец.
– Ты держи меня в курсе, пожалуйста.
– Конечно, дочка, - ответил отец и крепко сжал мою ладонь, лежащую на столе.
– И прости меня, папа, за то, что я…, - не договорив фразу я проглотила комок в горле, не в силах продолжить реплику.
– Ничего, дочка. Главное, что ты жива. А то все переживем. Ты же знаешь, я тебя очень люблю. Ты для меня все, - ответил отец и встав из-за стола поцеловал меня в макушку.
Я прижалась к нему и мне стало так спокойно, совсем как тогда, когда я была маленькая и впервые вышла на улицу гулять одна. На меня тогда набросилась бездомная собака, и я ужасно испугалась. Но в этот момент из подъезда вышел отец, отогнал ее и успокоил меня, посадив себе на колени. Я помню рыдала и говорила, что больше никогда не выйду на улицу без него.
– А теперь мне нужно ехать на службу. Совещание скоро. Ты ведь справишься сама? – спросил отец, скорее всего с опаской все еще относящийся к тому, что я останусь дома одна.
– Не переживай! Я же сказала, что я в норме, - улыбнулась я и поцеловав его в щеку провела до двери.
Когда дверь закрылась за моим отцом, я тихо опустилась подле нее и закрыла глаза. Тишина, пронзительная тишина этой огромной квартиры давила на меня, не давая прийти в себя. Подняв взгляд на потолок, я вздохнула и слезы потекли по моим щекам. Тряхнув головой, я быстро смахнула их и встав с пола прошла в спальню. Все Димкины вещи лежали на своих местах, и я медленно прошла по комнате, едва касаясь пальцами к таким дорогим для меня предметам. Расческа из слоновой кости, которую я купила в антикварном магазине для него, на ней был вырезан орел, птица свободы и вольного духа, таким мне казался всегда Димка, поэтому я и купила ее тогда в подарок. Портсигар с дорогими ароматными сигаретами. Легонько открыв его, я вдохнула такой знакомый мне запах. Запонки в виде квадратиков с гематитом, которые Димка надевал на мой день рождения за неделю до своего отъезда. Я еще тогда помню скривила свой нос, поскольку они мне казались уж очень простыми для такого человека, каким был мой муж. Далее, открыв шкаф я провела рукой по длинной веренице рубашек, кителей и костюмов, пропитанных запахом такого родного мне человека, которого более никогда не увижу в этой жизни. Затем я убрала все Димкины вещи, которые лежали на виду в этот шкаф и закрыла его на ключ, давая себе обещание, что открою его только тогда, когда смогу отпустить воспоминания и начать жизнь заново. Пока же я не могла расстаться с тем, что так напоминало мне о нем. Но и видеть все эти вещи и предметы я не могла более. Так что этот огромный шкаф из красного дерева стал своего рода хранителем моей памяти, моей любви и моей боли. Повесив небольшой ключик от шкафа на цепочку, подаренную мне Димкой, я надела ее на шею, как свидетельство тому, что вся память о моем родном человеке находится у меня в груди. Затем я подошла к зеркалу и посмотрела на себя. С другой стороны зеркального полотна на меня смотрела грустная молодая женщина с аристократическими чертами лица, красивыми большими серыми глазами, длинными русыми волосами, перехваченными затейливой лентой в небрежный хвост, стройной фигурой и высоким ростом. Глядя на нее, я не узнавала себя. Куда делась та молодая капризная девчонка, которая топала ножкой, желая получать все и сразу, причем немедленно? Куда делся тот игривый взгляд, который разжигал интерес в любом мужчине, на которого он был направлен? Где та чарующая улыбка, которой та былая красавица одаривала окружающих? Ничего этого более не было во мне новой, прошедшей тот ад на земле, который просто смел с моего лица все то, чем ранее я была наделена. Горько усмехнувшись я закурила сигарету и выдохнула, выпуская густой клубок дыма в отражение зеркала, который окутал меня и затем так же быстро растворился в воздухе. В эту минуту я подумала, что я пока нахожусь в сизом дыме своего горя, но оно рассеется, обязательно со временем рассеется. Нужно только дать себе его, это время и все войдет в нужное русло.
Закрыв дверь в спальную, я прошла на кухню и выпила успокоительные капли, которые мне приписал врач. Затем прошла в гостиную. Улегшись на диван, я закрыла глаза и заснула, давая своей нервной системе восстановиться в сладкой неге сна, который в последнее время действовал на меня лучше, чем любое лекарство.
Глава 2
Проснувшись рано утром я увидела, что заботливо укрыта пледом. Встав с дивана, я тихонько вышла из гостиной. В квартире было тихо и я поняла, что отец уже уехал на работу. Состряпав на кухне себе незатейливый завтрак из яичницы и бутербродов, я заварила крепкий кофе. Наспех позавтракав и приняв холодный душ, пошла в гардеробную. Нужно было возвращаться к жизни. Выбрав элегантное красное платье и такие же туфли на каблуке, я оделась, собрала волосы в красивую прическу, схватила маленькую сумочку и вышла из квартиры, оставив ее томящую тишину за тяжелой дубовой дверью. Быстро сбежав по лестнице, я вышла на улицу и заскочила на заднее сиденье служебной машины моего отца, которая, как и прежде, ожидала меня возле дома, чтобы отвезти на работу. Подъехав к зданию управления, я выскочила из машины и, поблагодарив шофера, пошла внутрь. Идя гулкими коридорами в свой кабинет, я словно заново начинала все с нуля. Все осталось таким же вокруг, как и было. Но не было его, моего Димки, и я понимала, что для меня все теперь будет иначе. Что я сама по себе. Что я заново должна учиться жить без оглядки на те счастливые мгновения моей жизни, которые остались далеко позади. Пройдя мимо двух девушек, я краем уха услышала, как одна другой прошептала: