Без права на помилование
Шрифт:
— Какие показания дает Кузьмаков?
Строкун безнадежно махнул рукой:
— Брызжет желчью... Откуда у него такая ненависть ко всему живому? Как загнанный тарантул: готов сам себя ужалить. Я предупредил ребят из ИВС: пусть присматривают, не учудил бы чего-нибудь. И все равно дали маху. Обыскали самым тщательнейшим образом — я сам присутствовал, а лезвие безопасной бритвы проморгали. Вскрыл себе вены, потолки, и стены камеры кровью окропил. Сам понимаешь: врач, перевязки. А он бинт зубами срывает...
У Строкуна вид неважнецкий: глаза — красные от бессонницы, как у ангорского кролика.
В минувшую ночь было не до «тюричка». Впрочем, может, гору окурков заготовлял не один он.
— Знаешь, Ваня, — доверительно обратился Строкун к своему другу, — у меня создалось впечатление, что Кузьмаков о судьбе Дорошенко не знал. Я ему намекнул, что адресок «хаты» в Красноармейске мне дал Жора-Артист, решил, мол, повиниться, так как у них с Папой Юлей нелады из-за Дашуниного магазина. В глазах Кузьмакова промелькнуло недоверие. И он понес: «Папа Юля не дурак, чтобы грабить магазин Жориной зазнобы! Да и Жора сдохнет, но кента не заложит, а за Папу Юлю он петлю себе оденет». Я пообещал ему завтра устроить свидание с Жорой-Артистом, дескать, он сам растолкует, для какого дела Папа Юля велел ему, Суслику, раздобыть «колеса» под Моспино. И еще один факт для размышления я подбросил Кузьмакову: Папа Юля на квартиру к Дашуне не явился, он мог не знать, что Жора обиделся на него из-за любимой и повинился, но то, что там засада, каким-то образом пронюхал, так что, вернувшись в Красноармейск, взял необходимое и ушел, оставив Суслика заложником. После этого физиономия у Кузьмакова стала буро-малиновой, а я как ни в чем не бывало перевел разговор на тему: где стретинский и благодатненский товары? Кузьмаков, как и следовало ожидать, начал выкидывать коленца. Довелось создать ему возможность поразмышлять наедине. А он вскрыл вены. Неужели я его так расстроил, что он решил покончить счеты с белым светом? — досадовал Строкун.
— Хотел бы подвести черту — лежал бы наш Суслик на койке тихонько, мирно, ожидая, когда уснет. А он затеял показуху: кропил кровью стенки, — не согласился со Строкуном Иван Иванович. — Нашему Суслику собственная жизнь дорога не меньше, чем Жоре, который цепляется за остатки дней, хотя ничего утешительного они ему не сулят: цирроз печени — это тяжелая, мучительная смерть.
Начали поступать вести от участковых. Патрульные привели нескольких подозрительных, которые в ту ночь оказались вне дома, а главное — без документов. О них наводили справки и, как правило, отпускали.
В начале девятого по «0-2» дежурному позвонила уборщица горсовета. Пришла на работу — дверь в кабинет председателя не заперта. Илья Степанович в отпуске, сегодня возвращается, ей велено было прибрать. Кто-то ночью открыл кабинет. За месяц намело — хоть редиску сажай. И по тому ковру из пыли — следы. Прямо к сейфу! Ножища огромная! Уборщица сообщила Марии Ивановне —
Едва дежурный записал в книгу регистрации это сообщение, — еще два. На поселке домостроительного комбината ограбили квартиру. Хозяйка-старушка осталась на хозяйстве, а молодые (дочь с зятем) уехали в отпуск. Под вечер кто-то стучится: «Телеграмма из Сочи. Надо расписаться». Старуха думала, что весточка от дочери, и открыла дверь. Ее связали, заткнули тряпкой рот. Набрали из шкафа два чемодана вещей, и ушли, закрыв за собой дверь снаружи хозяйским ключом. Если бы утром не пришла племянница проведать старушку, все могло бы кончиться трагически: пожилая женщина, связанная по рукам и ногам, умерла бы от страха или от голода.
Второе происшествие — вчера вечером угнали мотороллер «Вятка». Хозяева своевременно не сообщили об этом в милицию, так как думали, что на мотороллере уехал сын: он ушел с вечера в гости к другу на именины. Но сын вернулся и удивился, что мотороллера на привычном месте, у подъезда, нет. Он не поехал на нем, потому что знал — выпьет. А пьяному за руль садиться опасно.
Узнав о происшествии, Строкун чертыхнулся:
— Мотороллер — и целая ночь в запасе! Да сейчас Папа Юля где-то в полутысяче километров от нас, а мы тут воду в ступе толчем. Переоделся за счет бабушкиного зятя, сел на мотороллер — и ищи ветра в поле!
Ограбление квартиры... Участников двое. Еще один, неизвестный розыску, дружок Папы Юли? Ограбление не только дерзкое... но и продуманное: грабители точно знали, что старуха одна в квартире и ждет не дождется весточки от дочери.
И с мотороллером, и с квартирой, в общем-то, все было ясно. А вот происшествие в исполкоме загадочное. Кто-то открыл кабинет отсутствующего председателя горисполкома, прошелся от порога до сейфа. Ценностей в сейфах председателей горсоветов и райсоветов сроду не водилось. Разве что чистые бланки? Или какие-то документы?
Словом — чепуха на постном масле. Но одна деталь все же настораживала: председатель был в отпуске, когда тайный посетитель проник в его кабинет. Хозяева ограбленной квартиры тоже были в отпуске. И в том и в другом случае преступники точно знали обстановку.
Распределились так: начальник горотдела возглавил группу, которая занялась судьбой мотороллера «Вятка», Строкун — поехал на квартиру. (Если один из грабителей — Папа Юля, то кто второй?) Ивану Ивановичу предстояло ответить на вопрос: кто и во имя чего посетил кабинет председателя горисполкома?
Горисполком помещался в одном здании с горкомом партии. Современное, построенное по типовому проекту пятиэтажное помещение: широкие лестницы, перила из черного пластика. Окна днем приоткрывались, ночью, конечно, — на шпингалетах. Внизу, в холле, круглосуточно находился постовой. На третьем этаже, в приемной секретаря горкома, всю ночь дежурный, из ответственных работников.
Ни постовой, ни дежурный — инструктор промышленного отдела — ничего подозрительного за время дежурства не заметили. Впрочем, Иван Иванович не сомневался, что где-то с полуночи они вздремнули на своих постах: «Кому надо — позвонят».