Без права на поражение (сборник)
Шрифт:
— Ладно, посмотрим...
Через пару дней Суетин уговорил на какой-то станции медсестер из санитарного поезда,
чтобы увезли мальчишку в тыл.
Сам вернулся домой живой. Слышал много. Кто-то с голоду умер, кто-то в каракулях
войну закончил. Кто-то ушел в тюрьму за колоски на сжатом поле, кто-то также посажен — за
растрату. Думал об всем и подолгу. Знал, что сам рос при законе, воевал тоже за него.
«Теперь-то думай не думай, а вот не заметил, как
новая наступила, и как плащ сменил на теплое пальто...— вернулся к началу размышлений и
зашагал к дому.— И завтра снова надо решать с Моисеенко, как быть дальше...»
А утром грохнул с порога:
— Должен заговорить Сырба. Хватит!
И зазвонил в Шадринск.
Еще раньше шадринцы встречались с сестрой и матерью Сырбы. Но те уклонялись от
прямых ответов, так же как и большинство деревенских:
— Где наши шоферы в страду ездят, никто не знает. Известно только, что дома не живут.
И Суетин велел рассказать родственникам, в чем подозревается Сырба.
Скоро в одной из шадринских деревень разыгралась семейная трагедия. Сестра и мать
узнали, что Сырба арестован не только за кражу зерна, но и по подозрению в убийстве. Когда
шок от этого известия прошел, родственники Сырбы с облегчением признались, что Сырба —
дурак и зря запирается, что все его попутчики живы и здоровы. Один из его дружков из соседней
деревни незамедлительно оказался в шадринском отделе милиции и охотно объяснил, что третий
приятель—житель Свердловска, отец сослуживца Сырбы по армии, инвалид войны, с протезом
вместо ноги.
Ни о какой драке новый шадринский «клиент» не говорил. Адреса инвалида не знал,
потому что тот встретил машину с зерном в Верхней Пышме, а не в Свердловске. А главное то,
что его самого на обратном пути высадили на свердловском вокзале, чтобы вернулся домой
поездом. Сырба отговорился тем, что нужно съездить кое-куда еще.
Суетин передал в Шадринск, чтобы сообщника Сырбы арестовали, послав телеграфное
уведомление об имеющейся на это санкции. Вместе с тем попросил склонить сестру и мать
написать Сырбе письмо и убедить его признаться следствию во всем, а главное назвать адрес
свердловского знакомого.
В тот же день, вызвав Сырбу на очередной допрос, Суетин объявил ему, что подозревает
его еще в одном: в причастности к убийству.
Сырба в ответ усмехнулся и только покрутил головой, настолько он был удивлен
сообщением следователя.
13
Следовательская практика знает много сильных психологических средств воздействия на
преступников.
Суетин
того, он мог допустить, что Сырба действительно никого не убивал. Но в этом необходимо было
убедиться.
Поэтому, ожидая письмо, Суетин заставил Сырбу участвовать в одном «спектакле».
По первой пороше милицейская машина с Моисеенко, Суетиным и Сырбой выехала из
Верхней Пышмы. Через полчаса она была в Соколовке. Следователи вышли из машины, вывели
Сырбу, молча перекурили возле клуба, а потом поехали обратно, как будто только за этим и
приезжали сюда.
Сырба обреченно молчал.
На пустыре, возле места убийства, остановились снова.
Опять закурили.
Суетин видел, как впервые за эти дни Сырба вздохнул облегченно, словно вернулся в свое
родное раздолье, такое же чистое и беспредельное, как здесь, И уже не равнодушие, а какое-то
тихое раскаяние засветилось в его выпуклых глазах. Впервые он вздохнул по-человечески, по-
грешному. .
— Скажи, Сырба, тебе знакомо это место? — спросил его Суетин спокойно и дружелюбно.
— Проезжал, начальник, проезжал...— сознался тот.
— Не останавливался здесь?
— А зачем? — спросил он Суетина.— Я домой торопился.
Суетин видел, как нервно меряет шагами поляну Моисеенко.
— Послушай, Сырба... Ты можешь понять, что здесь сфотографировано? Место на
фотографии узнаешь? Или человека?
И он подал Сырбе копии фотографий останков убитого.
Сырба долго смотрел на фотографии. Не испуг, не отчаяние увидел в его взгляде Суетин, а
какое-то удивление. Наконец Сырба спросил тихо, почти с детским доверием:
— Это чего такое, начальник?..
Суетин взял у него фотографии и сказал всем:
— Поехали!
...Сырба, наконец, заговорил. Через день его хромой знакомый сидел в Верхнепышминском
отделе милиции. Ему тоже предстояло отправиться в Шадринск, по месту общего преступления
— кражи зерна.
Уезжал и Сырба.
Уезжал он светлый и радостный. В эти минуты, пожалуй, впервые он и Суетин
испытывали одинаковое чувство облегчения.
— Ты извини меня, Сырба, за тяжкое подозрение,— сказал ему на прощание Суетин.— Я
рад, что ты оказался не причастен к этому делу. Извиняюсь от души.— И улыбнулся ему: — А за
краденое зерно — не извиняюсь. За него ты получишь сколько полагается. Но это другое...
Но если Сырбе его судьба, хоть и незавидная, была ясна, следователь оказывался в