Без права на защиту
Шрифт:
И мать, когда он закрыл лаз и стал забивать толстые длинные гвозди в сухие сосновые доски, сначала кричала, ругалась, просила, а после затихла, по-видимому, тоже почувствовала власть паука. Он специально оставил его в банке. Конечно, это был не тот паук, что жил в чулане в старом доме, но такой же огромный и мохнатый. Этого паука Виталий купил в зоомагазине и держал у себя в комнате, пока строил тюрьму для мамы. Чтобы она видела его и хорошенько рассмотрела, Виталий, втолкнув мать в землянку, посветил на банку фонариком, затем перевернул стеклянный сосуд, чтобы паук смог выбраться. Только после звериного вопля напуганной женщины он заколотил лаз. И прежде чем засыпать его, долго слушал крики и причитания. Целый день просидел у норы. Только вечером, когда то ли мать устала кричать, то ли паук
Отец начал задавать глупые вопросы в тот же вечер, но Виталий, прямо глядя ему в глаза, ответил, что не знает, где мать. Конечно, слукавил немного, но отец сам виноват, он задавал вопросы, на которые вполне можно было ответить немного иносказательно. Вот на следующий день за него взялась милиция. Но вопросы снова были простые и немного глупые. Спрашивали, когда он видел мать в последний раз. Виталий честно ответил, что вчера утром. Где это было? Дома! Им и голову не могло прийти, что с того момента, когда они вышли из дома, она перестала быть для него матерью! Он отказался от нее! В самом деле, не может же любящий сын обречь собственную мать на заточение в темнице! Да еще в компании с пауком! А вот чужую вполне может. Если бы тот капитан спросил его об Александре Викторовне, конечно, пришлось бы сказать правду, но Виталия спрашивали о матери, и он не врал.
Милиция вскоре отстала от Виталия, но в больницу он все же попал. Кто придумал для него такое наказание, даже и думать не приходилось. Конечно же директриса школы, где он учился. Ближайшая подруга матери. Два года он провел за запертыми дверями. Два долгих года вынашивал план мести, и она наконец свершилась!
На втором этаже в окне мелькнул знакомый силуэт. Сомнений быть не могло! Мария! Виталий едва не закричал от восторга. Она появилась в окне ненадолго, но этого времени вполне хватило для того, чтобы он рассмотрел ее. Уже без плаща, в чем-то светлом, так идущем к ее новой прическе, она говорила по телефону. Виталий видел, как шевелятся ее губы, как она улыбается, как вдруг помрачнело ее лицо, когда она отняла от уха трубку… Она… Вот черт! С кем это она любезничает? Кому она посмела улыбаться? Разве она не знает, что принадлежит только ему? Разве он уже не доказывал ей это? Как может его жена вести себя столь неподобающим образом? Почему она помрачнела, положив телефон? Кто-то расстроил ее? Кто посмел? Кто дал ему или ей право обижать женщину, отданную ему? Это можно узнать только у самой Марии. Виталий бросился к дому. Проклятая решетка преградила путь. От злости он несколько раз ударил по ней ногой, но безрезультатно! Добраться бы сейчас до жены! Он мгновенно выколотил бы из нее признание, с кем говорила и кто ее обидел. Опустив плечи, он вернулся в машину. От сигарет уже першило в горле. Врачи запрещали ему курить, но даже в больнице он ухитрялся доставать сигареты. Здесь, на свободе, можно было курить сколько угодно, только голова начинала сильно болеть. Совсем как тогда, после наказания матери. В больнице было полегче, и он почти избавился от постоянной давящей боли. Так было до тех по, пока не вернулся домой. Там его ожидала главная миссия!
Мария, услышав, как повернулся ключ в скважине, поставила на стол кастрюлю и вышла в прихожую.
– Мам, а я завтра в школу не пойду! Мне наша училка сказала, что ей позвонил Гоша и я могу завтра отдыхать! Здорово, правда?
– Ваня, он тебе не Гоша, а Юрий Дмитриевич! – строго одернула сына Мария, но лицо ее невольно расплылось в улыбке.
Какой все же замечательный сын у нее растет, а то, что с Георгием они так близки, совсем неплохо. Только бы сосед не женился! А то заведет своего ребеночка и совсем забудет о Ване. Тогда сыну придется очень тяжело! Он однолюб и не сможет перенести предательства человека, которого успел полюбить. Впрочем, пока Гоша не водит домой женщин. Хотя, судя по намекам и Марины, и Алены, он женщин большой любитель. По крайней мере, был! А сейчас? Как сейчас? Может быть, у него кто-то есть? Может, он заезжает к ней после работы, ложится с ней в постель и проделывает то, о чем Мария читала в разных книжках? Неясное, но оттого
– Мам, а чего ты плачешь?
– Нужно говорить не чего, а почему! – поправила Мария сына, невольно размазывая слезы по щекам.
– Хорошо, почему ты плачешь? – снова, только более настойчиво, спросил Ваня.
– Соринка в глаз попала! – отмахнулась Мария.
– Не обманывай! Мы не на улице! Откуда здесь взяться соринкам?
– Хватит разговоров! Иди переодевайся и садись обедать! Скоро Юрий Дмитриевич приедет! – прервала Мария бессмысленный спор.
Уже сидя за столом, Ваня с набитым ртом спросил:
– А мы куда-то поедем?
– Сначала доешь, а уж после спрашивай! – остановила его Мария и посмотрела в окно.
Все же странно. Георгий, о котором столько говорили, на поверку оказался совсем другим. Он ни разу даже не намекнул ей о постели. Хотя та же Марина, осторожно, но вполне прозрачно, дала понять, что женщины для него основное развлечение. А что удивительного? Молодой, сильный, свободный мужчина, почему бы не потешить ретивое, если дамы к нему столь благосклонны. В этом она сама имела возможность убедиться не раз. Почему же на нее он совершенно не обращает внимания? Не в его вкусе? Возможно. Или просто боится ответственности? Все же одинокая мамаша, вдруг начнет набиваться в жены! Впрочем, так оно и лучше. Пусть они будут только друзьями.
Разве плохо вот так дружить? Встречаться вечерами, иногда ходить в театр, на концерты. Гулять вместе с Ваней в парке. Выбираться за город на пикники. Он просто отличный надежный друг, и не более того, а то, что он скрывает от нее своих женщин, так даже лучше. Вот сегодня после работы он приедет и увезет их за город. К Северину. Ваня там уже бывал несколько раз. Он любит возиться с дочкой Наташи. Да и самой Марии интересно пообщаться с коллегой. Вечерами, когда дети уложены спать, Наташа читает новые главы еще неопубликованных книг мужа, а тот, неспешно потягивая коньяк с мужчинами, увлеченно слушает, словно не сам это написал. Приятный гостеприимный дом. Хорошая компания, что может быть лучше? Марии очень нравилось там бывать, но, хоть Наташа и приглашала их приезжать почаще, все же одной с ребенком заявляться нежданно-негаданно было неудобно. Потому Мария и ждала возможности съездить туда вместе с Георгием. Тем более почти все лето она занималась ремонтом. Только в конце августа квартира приобрела тот вид, о котором она так мечтала.
Потрепанный зеленый жигуленок весь день торчал под окнами. Мария обратила на него внимание еще утром, когда шла на работу. Ей показалось странным, что машина стоит напротив ее дома. Обычно здесь никто не останавливался. Если к Сергею приезжали заказчики, то, конечно, вполне могли оставить машину и на этом месте, но его клиенты, как правило, люди не бедные и на таком старье не ездили. Насторожило Марию и еще одно обстоятельство. В машине кто-то сидел! Тонированные стекла не позволяли разглядеть человека, но в том, что это мужчина, она не сомневалась.
В дверь позвонили, Ваня, сорвавшись с места словно метеор, бросился открывать. На пороге стоял Георгий.
– Вы готовы? – первым делом спросил он.
– Мы готовы, а вот ты проходи, сядь, пообедай, и тогда поедем! – безапелляционно заявила Мария.
– Брось! Пообедаем на месте! – возразил Георгий.
– У меня все готово, нет смысла напрягать Наташу. Тем более что Ваня уже поел, остались только мы с тобой! – настаивала Мария.
Не в силах устоять перед соблазном побыть вместе с ней и Ванюшкой, Георгий согласился.
Марии безумно нравилось кормить Георгия. Вот и сейчас она с удовольствием смотрела, как он ест. Как двигаются его щеки, как ловко он орудует ножом и вилкой, как подносит к губам стакан с соком, все его движения, уверенные, спокойные, вроде неторопливые и в то же время быстрые, четкие, умиляли ее.
– Маша, если ты будешь так на меня смотреть, я подавлюсь! – с улыбкой сказал Георгий, и Мария, смутившись, отвела взгляд. Ей почему-то всегда было очень приятно, когда он называл ее Машей. В его устах имя звучало нежно, ласково, и от звука его голоса по спине пробегала теплая волна.